Шесть секунд до взрыва
Шрифт:
Добравшись до грунтовой дороги, что вела от дурдома к Хамашкам, я выбрал местечко поудобнее, на самой вершине холма, и, затаившись в небольших кустиках, приступил к наблюдению. Мыться хотелось больше, чем жить, – на фоне утреннего благоухания собственный запах казался особенно омерзительным. Однако, кроме как на заставе и в дурдоме, воды поблизости нигде не было. Это я знал точно, в свое время здесь всю округу на брюхе облазил. На заставу мне нельзя было заявляться ни под каким соусом, а в дурдом… Что ж, в дурдом, пожалуй, можно. Только чуть позже.
В 7.30
Спустя пятнадцать минут ворота дурхауса вновь открылись и выпустили «запор» Рустема. Журча, как настоящая машина, «мыльница» перевалила через трубу, разделявшую шоссе с грунтовкой, и медленно поползла по склону холма вверх. Дождавшись, когда чудо-техника поравняется со мной, я выскочил из кустов, одним прыжком подскочил к «запору» и, распахнув левую дверь, вырвал завхоза наружу – он оказался на удивление легким.
Пару раз чихнув, «мыльница» конвульсивно дернулась и заглохла.
Рустем в моих руках затрепыхался было, но поняв, что это бесполезно, тонко завыл, закрыв глаза.
– Что, индюк, не ожидал меня увидеть? – праздно поинтересовался я, мотая из стороны в сторону худосочного завхоза, и понял: да, действительно, не ждал. Наверно, вид мой и особенно запах несколько не соответствовали Рустемову представлению о непродолжительности пребывания бренного тела на этом свете.
– Не вой, урод, а то съем, – предупредил я придурка и силком содрал с него рубашку. Выть Рустем тут же перестал (дисциплинированный дебил), однако погнал скороговоркой молитву, закрывая лицо левой рукой, а правую скорбно вздевая к бездонному небу.
– Вот сволота! Прям как мулла читаешь – даром что олигофрен! – восхитился я и счел нужным прояснить ситуацию: – Э, придурок! Заткнись совсем, чтоб я тебя не слышал. Понял?! Живой я, жи-вой. Ясно? Это Ваха умер, он у вас во дворе лежит в бочке. Или сидит, один хрен. Понял, нет?
– Понял, понял, – неожиданно быстро ответил завхоз, прекратив причитать. – Ты живой, а Ваха – мертвый, в бочке лежит.
– Ну и ладушки, понятливый ты мой, – констатировал я, похлопав Рустема по щеке, и шутливо ткнул его автоматом в живот. – Тогда снимай штаны, сволота.
Покосившись на ствол, Рустем покраснел, как пожарный щит, тяжко вздохнул и стащил брюки. Отогнав его на пять метров и уложив на землю лицом вниз, я быстро облачился в завхозово шмотье, порадовавшись, что уродился отнюдь не амбалом, и заставил Рустема надеть мои зловонные вещи.
Пока он с отчаянной гримасой на лице экипировался, я содрал с сиденья «запора» чехол, вымочил его в бензине, тщательно протер открытые участки кожи на своем теле и вымыл кроссовки. И тут же стал ощущать себя более-менее нормальным индивидом на фоне воняющего завхоза.
– А теперь прокатимся до дурдома, – предложил я завхозу, дружески потыкав его стволом автомата под ребра.
Спустя 10 минут «запор» заехал в гостеприимно распахнувшиеся ворота психбольницы. На удивленный жест дебилообразного
Доктор Али не был готов к моему воскрешению из мертвых. Он сосредоточенно что-то писал в своем кабинете и, когда мы с Рустемом под ручку возникли в дверях, досадливо отмахнулся, не поднимая взгляда от бумаги, буркнув сердито:
– Занят. Позже…
– Позже может не получиться, – посетовал я, сожалеюще покачав стволом автомата. – Позже я буду занят. Так что давай сейчас.
Сказать, что доктор удивился, – это примерно то же самое, что после того, как вас случайно переехал локомотив, скромно сообщить, будто вы испытали некоторое неудобство, переходя через пути.
Али разинул рот, наполовину сполз под стол и, схватившись за сердце, судорожно заглотнул большую порцию воздуха. Затем он громко икнул, сдублировал заглот и выставил обличающий перст в мою сторону.
– Ты… Ты??? Ты, ты-ы-ы… – Он погрозил пальцем и опять икнул. – Ты не можешь… Ты не должен…
Заткнись, док, – прервал я суматошное бормотание, приближаясь к столу совместно с Рустемом, хилое запястье которого цепко сжимала моя левая рука – на всякий случай. – Лучше вот что скажи: ты кому еще, кроме бандитов, говорил о том, кто я такой, а?
– Иккх! – Доктор в последний раз икнул и немного успокоился. – Никому. Никому не говорил, не успел.
– Очень приятно, – сообщил я. – Тогда живо к выходу. Мы на твоей машине нанесем ответный визит моим ночным приятелям. Тебе напомнить, что я хорошо стреляю из всех положений, а пуля калибра 5,45 делает в теле рваные раны?
– Нет, нет – что ты!! – поспешил заверить Али. – Что ты, что ты… Я сам, все сам. Ага, сам…
Мы покинули кабинет и без приключений ногрузились в докторскую «Волгу». Я вежливо залез на заднее сиденье, предоставив Рустему возможность усесться за руль, а доктору – занять почетное место рядом с вонючим завхозом.
Дебил, что нас впустил, без вопросов растворил ворота, еще раз придурковато покосившись на Рустема. Вскоре «Волга» уже вовсю пылила по грунтовке, ведущей к Хамашкам.
Я упер ступни ног в спинки передних сидений, чтобы неуравновешенный Рустем случаем не притормозил бы резко где-нибудь на спуске с целью отобрать у меня автомат, и рассеянно размышлял о грядущем.
Пытать доктора не было необходимости. Он наверняка не врал, утверждая, что никому не сказал о том, кто я такой, и о нашем с британцем существовании вообще. Тут схема предельно проста: доктор дал команду верному псу Рустему втихаря смотаться куда надо и сообщить, что появились клиенты, один из которых – сильно плохой. Делиться этой информацией с кем-либо еще было не в его интересах: по великой Ичкерии пачками разгуливают мелкие банды, которые занимаются похищением людей и тривиальным грабежом. Такое интересное сообщение моментально ушло бы в другие руки, и докторский гонорар за наводку накрылся бы медным тазом. Насчет этого я мог не волноваться.