Шестеро смелых и похищение «Европы»
Шрифт:
Опять эти человеческие котята что — то задумали! Лица такие сосредоточенные! Новая охота? Пока не очень похоже. Расшуршались тут своими газетами. Данила зачем — то полстола ими завалил. У дедушки позаимствовал. Тот их тоже очень уважает. Каждое утро в киоске около дома свеженькими обзаводится. Куда ему столько? В квартире и так старых полно. А он новые принесет, развернет и после долго их рассматривает и шуршит. Странные существа эти люди. Ведь совершенно неувлекательное занятие! В газетах ничего не двигается и не меняется. Всё там такое рябенькое. То ли дело на мышкину норку смотреть, дожидаясь, когда оттуда вылезет добыча. Занятие и приятное и понятное.
Только насчет телевизора Черчилль так ничего и не понял. Тараканов — то в нем действительно не было, но и ничего сколько-нибудь похожего на газетную рябь там тоже не наблюдалось. Или, может быть, поэтому дедушка и надевает свои очки, когда садится читать газеты? Возможно, благодаря им он видит не рябь, а что — то совсем другое. Иначе почему дедушка вдруг начинает сам с собой разговаривать — то смеется, то возмущается. Надо как-нибудь попробовать взглянуть на газеты сквозь дедушкины очки. Хотя Данила и безо всяких очков в них с удовольствием таращится. Правда, ведет себя тихо. Не смеется и не возмущается. Только шуршит. Совершеннейшая загадка. Впрочем, коты и люди такие разные. И иногда, пока им что-нибудь объяснишь, весь изведешься.
С Марфой — то еще ладно. Она почти такая же умная, как и он сам. Но вот однажды остался Черчилль вдвоем с дедушкой. Остальные почему — то куда — то надолго исчезли. Он, Черчилль, тогда очень волновался, что навсегда. И вот ему захотелось пить. А поилка была пустая. Дедушка сидел на кухне и читал свои любимые газеты. Черчилль начал ему объяснять: дедушка, мол, воды налить надо. А тот, не отрываясь от газеты, знай себе бубнит:
— Отстань. Я тебе полную миску еды положил, вот и жуй!
А на поилку даже и не взглянул! Сам бы попробовал жевать сухой корм без воды! Посмотрел бы Черчилль на него! Сразу бы дедушка о своих газетах забыл.
Черчилль еще немного покричал, повозмущался. Но всё было бесполезно. Пришлось в результате нарушить правило — запрыгнуть в мойку. Бабушка это ужасно не любит. Но ведь вынудили. Не помирать же от жажды.
Запрыгнул, полизал кран, который, правда, оказался сухой; но ему, Черчиллю, ведь было давно известно: люди знают, как сделать, чтобы оттуда полилась вода. Дедушка, надо отдать ему должное, намек наконец понял. Прозрел, обнаружил сухую поилку, запричитал, извиняться начал. Но сколько для этого пришлось приложить стараний! Ужас!
Он потом дедушку, конечно, простил, но не сразу — сначала немного повоспитывал. Весь следующий вечер дедушка ходил за ним как тень, умоляя поесть, и даже несколько раз поменял ему, Черчиллю, воду. Черчилль в ответ лишь фыркал и отказывался есть. Ему это не составляло никакого труда. Ведь в тот день выдалась на редкость удачная охота, и, даже если бы дедушку не надо было воспитывать, всё равно бы есть, наверное, он ничего не смог.
Дедушка тогда сильно расстроился. Ну что ж, все учатся на своих ошибках. Бойкот закончился, когда дедушка предложил Черчиллю кусок жареной куриной грудки. Вот тут он «сломался», не устоял. Это же было его
И тут кот снова посмотрел вниз.
Данила, набрав номер, прижал трубку к уху.
— Здравствуйте, это редакция криминальных новостей?.. Хочу вам сообщить о сенсационном происшествии. Три часа назад в Серебрянопрудском тупике было совершено нападение на микроавтобус «Мерседес», принадлежащий «Милим — банку».
Данила рассказывал долго, подробно, время от времени делая паузы, чтобы выслушать вопросы своего собеседника. Ребята затаили дыхание. Судя по всему, новость журналисту понравилась, ибо он принялся выяснять, с кем говорит. Мальчик назвал свое имя. В редакции потребовали паспортные данные.
— Минуточку, — солидно проговорил Данила и, нажав на кнопку отключения микрофона, скомандовал сестре: — Марфа, поищи в мамином шкафу мой паспорт.
Девочка кинулась со всех ног в соседнюю комнату и почти сразу же вернулась обратно.
— Держи.
Данила продиктовал в трубку номер и серию паспорта. Лицо у него вдруг стало растерянным.
— Нет, к сожалению, я никак не смогу к вам приехать. Ни в ближайшие дни, ни после… Вы меня не так поняли. Я не отказываюсь от вознаграждения, просто… — Он на мгновение осекся, затем добавил: — Понимаете, я не могу ходить. В кресле сижу. Я… инвалид.
Друзья слушали его, пряча глаза. Данила не любил произносить этого слова. В нем ему слышалась некая безнадежность. А он продолжал верить, что настанет день, когда он снова сможет ходить.
Несчастье случилось три года назад. В школьном дворе Марфу и Лизу обступили кольцом старшеклассники и стали вымогать деньги. Данила, несмотря на превосходящие силы и возраст противника, не задумываясь, бросился защищать младшую сестру и ее подругу. Завязалась жестокая драка. Его отшвырнули прямо на трубы, сложенные в углу двора. Удар пришелся на позвоночник. С тех пор Данила не мог ходить. Врачи, правда, обнадеживали, говорили мальчику, что шанс вернуться к нормальной жизни у него еще есть. Увы, пока приходилось лишь верить им на слово, ибо, несмотря на несколько операций, он мог передвигаться лишь с помощью инвалидного кресла…
Данила вздохнул и, взяв себя в руки, продолжил разговор с сотрудником редакции криминальных новостей:
— А вот это вы зря. Информация достоверная. Я ее излагаю со слов человека, на глазах у которого всё и произошло. Вернее, не совсем всё, но именно он обнаружил водителя в багажнике. И тот ему рассказал о случившемся… Да. Я полностью доверяю… Нет, он очень надежный свидетель. Собственно говоря, он сидит рядом и может подтвердить каждое мое слово. И подъехать к вам, кстати, может. Пожалуй, выпишите на него деньги… Нет, он не инвалид… Его паспортные данные? Сейчас он вам продиктует.
— С ума сошел? — в панике вытаращился на Данилу Ахлябин. — Во — первых, у меня паспорта с собой нет, а во — вторых, мне ни в коем случае нельзя обнародоваться. Если мать про меня такое прочтет в газете, то сойдет с ума, и сидеть мне после до конца года замурованным дома.
— Данька, давай лучше я, — вызвался Бородин. — У меня паспорт с собой. И вообще, какая им разница. Скажу, будто я был свидетелем.
Данила было протянул ему трубку, но тут снова вмешался Клим:
— Ни фига у тебя, Илюха, не выйдет. Они же в милиции проверять начнут, а там я фигурирую как свидетель.