Шестиклассники
Шрифт:
— Что делаешь? — послышалось сзади. Лёня оглянулся.
В дверях стоял Гроховский.
— Что делаешь? — повторил он.
— А вот и то! — сердито ответил Лёня. — Нечего ему здесь красоваться! Не заслужил!
— Да разве можно с газеты?
— А вчера ты сам против него выступал!
— Выступать одно, а с газеты — другое! Давай сюда карточку.
— Иди подальше!
— Давай, говорю!
Стас выхватил у Лёни Димкин портрет. Лёня рванулся, чтобы броситься на Стаса, но в это
— Ты почему долго? — спросила она, обращаясь к Стасу. — Там клей ждут! — И сразу умолкла, глядя на ребят. — Что с вами?
Лёня не стал объяснять.
— Ладно! — крикнул, он Стасу. — Всё равно я сделал правильно! Всё равно! — И, чуть не сбив Аню с ног, выбежал.
«Правильно! Правильно!» — бормотал он, слетая по лестнице, торопливо одеваясь и выскакивая на улицу.
Он не сомневался, что Димке не место красоваться в ряду лучших!
Но чем дальше за спиной оставалась школа, чем больше остывал Лёня под холодными порывами ветра, тем сильнее становилось чувство смутной тревоги и острого недовольства собой. Мало того, что с позором окончил четверть, так заварил теперь новую кашу! Анька и Стас уже, наверное, подняли шум, и Володя, с грустью качая головой, говорит: «Эх, Галкин, Галкин, до чего дошёл!»
Конечно, Лёня сам виноват: не сдержался, сорвал фотографию. Ведь не маленький, мог бы взять себя в руки! А сейчас что толку раскаиваться — всё равно ничем не поможешь.
Все готовятся к празднику — украшают здания, ходят по магазинам, а какой для него, для Галкина, праздник?
И некуда пойти, не с кем даже перекинуться словом. Домой? Но что скажешь матери? Даже если заговорить по-хорошему, ничем не обрадуешь. Может, вернуться в школу?
Загорались вечерние огни. Разукрашенный город расцвечивался световыми лозунгами и транспарантами. А в наступавшей темноте, в отблесках праздничной иллюминации улицы делались как будто ещё оживлённее и многолюднее.
Лёня пересёк дорогу около кондитерского магазина. Магазин манил ослепительными квадратами витрин. Не успевали закрываться двери, пропуская бесконечный поток покупателей.
Лёня тоже решил купить на бренчавшую в кармане мелочь леденцов. Но едва он приблизился к двери, как из глубины магазина донеслись крики и возмущённые голоса. Толпа от входа вдруг откачнулась, словно встретившая преграду волна. Лёню отбросило в сторону — он чуть не упал.
— Безобразие! — послышался возглас, но его перебил женский крик:
— Держите, держите!
Сквозь толпу кто-то яростно продирался, беззастенчиво орудуя кулаками.
— Держите! Товарищ милиционер!
Впереди опять произошло какое-то движение, потом тот же мужской голос удовлетворённо отметил:
— Карманника поймали!
Толпа расступилась, и Лёня увидел, как несколько мужчин ведут Барина. Он имел потрёпанный, растерзанный вид и тяжело дышал, но глядел на всех озлобленно, исподлобья.
Со стороны перекрёстка спешил милиционер.
— Гады ползучие! — с ненавистью проговорил рядом с Лёней пожилой мужчина с седыми бровями. — Находятся ещё паразиты!
— Отравляют настроение честным людям, — поддакнула женщина в косынке. — Да ещё в такой праздник…
— Расправлялся бы я с ними нещадно! — продолжал непримиримо настроенный мужчина.
Лёня не расслышал, что он говорил дальше. Его кто-то сильно толкнул. Мелькнул только чуб, низко нависший над лбом, но этого было достаточно — Лёня разглядел пробежавшего.
— Андрюшка!
Лядов обернулся, насторожённо замер, но сейчас же бросился дальше.
— Андрюшка! — повторил Лёня, думая, что Лядов его не узнал.
За углом, в густой тени наглухо закрытого табачного киоска, Лядов остановился и, вытянув шею, опасливо выглянул. Милиционер уводил задержанного. К двери кондитерского магазина снова устремились покупатели.
Лядов, ни слова не произнося, вытащил портсигар и вынул папиросу. Рука у него дрожала, он сломал о коробок несколько спичек, прежде чем закурил, делая одну за другой глубокие затяжки.
— Что с Барином? — спросил Лёня, лишь бы нарушить молчание, хотя чувствовал, что задаёт как раз самый неподходящий, самый ненужный из всех вопросов.
Лядов в ответ лишь гадко выругался.
— Почему в школе не был? — опять спросил Лёня.
Лядов совсем не ответил. Продолжая без передышки затягиваться, он ещё раз выглянул из-за киоска и полез за второй папироской.
— А давай двинем на площадь, — предложил Лёня. — Там такая иллюминация!
Лядов отчуждённо усмехнулся.
И тогда Лёня понял, что звать его сейчас за собой бесполезно — он всё равно никуда не пойдёт. Дрожа от испуга, он мечтает, наверное, слиться с ночной чернотой, боится сунуться на яркую улицу, по которой свободно ходят люди.
Ни слова больше не добавляя, Лёня зашагал один, оставив Андрюшку сзади, словно отрезанного косоугольной тенью старого табачного киоска.
А школа сияла всеми рядами своих огромных окон. Пятиконечная звезда, сооружённая старшеклассниками, алела перед входом. Группами и в одиночку, звонко переговариваясь, расходились по домам ученики. Лёня взбежал на крыльцо.