Шеврикука, или Любовь к привидению
Шрифт:
– Должен появиться, – произнес со значением Дударев. – Должен. Но в Москве сейчас с этим трудно.
– И всегда было нелегко. Хотя случались и чудеса. На моей памяти один шутник вычихал дом.
– Как это? – заинтересовался Дударев.
– У князя Хованского, Григория Александровича, того самого, что написал: «Я вечор в лугах гуляла, грусть хотела разогнать», – был любимый шут Савельич, большой ловкач и забавник. Этот Савельич на спор вычихал у одного вельможи дом. Обязан был чихнуть на каждой из ста двадцати ступеней парадной лестницы. Чихнул.
– Когда это было? –
– При Карамзине. Хованский был приятелем Карамзина.
– Вы сказали: «На моей памяти».
– Я так сказал? – смутился Шеврикука – На моей читательской памяти, видимо. Я начитанный. Время образуется для безделья. Вот Михаила Ивановича Пыляева недавно читал.
– И я Пыляева недавно читал. Надо было. – Дударев задумался, он молча губами шевелил, положив руки на руль, может, что-то и подсчитывал. Сказал: – Нет, это нынче не пройдет. Чихание не для нас. Хотя…
– А покровский дом кому достанется? Если не секрет.
– Секрет! Секрет! Но не для вас! Тут есть варианты. Есть! И очень заманчивые!
– Вот вы снова и в воодушевлении, – улыбнулся Шеврикука. – А то совсем недавно поминали в сердцах агонию, всеобщую околесицу и жуть, отвергали возможность родовых схваток…
– Были причины, были! – резко сказал Дударев. – Я говорил тогда с вами про мельниковскую лабораторию. О ней – молчок! Это слишком серьезно.
– Я молчу. Я понимаю, – заверил Дударева Шеврикука, полагая при этом, что Дударев прокричал о разгроме лаборатории если не сотне, то уж по крайней мере десяткам человек.
– Вот я к чему пришел, – объяснил Дударев. – Мы отринули все это наше планов громадье. А сами цепляемся за него. Не можем отвыкнуть. Я понял. Нынче нельзя затевать что-либо долговременное. Надо все соображать на ходу. Все менять и выстраивать на ходу! На лету! Кто этого не поймет, тот погибнет! Можно было бы еще три дня назад предположить, какой интерес вызовут привидения? Где этот стервец Грозный? С японцем к тому же! А в нашем доме, как вы считаете, Игорь Константинович, есть привидения?
– Привидения… – растерялся Шеврикука.
– Вы ведь в нашем доме живете? – Некое сомнение прозвучало в вопросе Дударева.
– Да, в Землескребе, – сказал Шеврикука.
– Здесь ведь столько людей понабито… Всех не узнаешь и за сто лет. А привидению-то у нас проползти негде. Или не так?
– Утверждают, что одно завелось. В том самом подъезде, где обитает Митя Мельников.
– Откуда?
– Там один чиновник накушался снотворного. Как раз над квартирой Мельникова. Фруктов по фамилии. Его затравили в пору оздоровительной кампании. Говорят, стал являться.
– Вы точно знаете?
– Я его не наблюдал. Но утверждают. Вот Сергей Андреевич, Крейсер Грозный, и утверждает.
– Ну-у! Это враль! – поморщился Дударев.
– Враль, – согласился Шеврикука. – Враль-то он враль, однако змей-анаконда живет в Останкине. И вы его разыскиваете в надежде с его помощью войти в желанное вами общение.
– Возможно, вы правы, – задумался Дударев. – А коли что узнаете об этом Фруктове, непременно сообщите нам.
– Дались вам эта привидения! – раздраженно сказал Шеврикука. – Нашли на кого ставить! На
Но Дударев его не слушал. Из кармана пиджака он достал карточку, схожую с визитной, но размером с открытку, и рассматривал ее. Шеврикука почувствовал, что Дударев намерен о чем-то спросить его, но колеблется, стоит ли.
– Вы в каком подъезде живете?
– В том… – неопределенно указал рукой Шеврикука.
– Понятно, – сказал Дударев. – Вам сегодня в почтовый ящик ничего лишнего не бросали?
– А что именно? – спросил Шеврикука.
– Да всякую дрянь бросают! То посоветуют немедленно разослать в двадцать адресов требование купить букет Алле Пугачевой. То этот наш землескребный деятель… как его… Радлугин, что ли… озадачит анкетой по поводу Затмения. Сегодня сунули какую-то странность.
– Я ничего не получал.
– А в вашем подъезде кто-нибудь?
– Не знаю. Не слышал. В нашем подъезде никто.
– Странно, – сказал Дударев и, решившись, протянул Шеврикуке карточку. – Вот поглядите.
Карточка была лакированная, с золотым тиснением. Золотые буквы бежали по ней резво, цепляясь друг за друга лапами и хвостами, ватагами обезьян. В четырех местах росчерки выскакивали вверх и вбок особо длинными и изящными хвостами. Золотом обращались: «Товарищу Дудареву О. С.!» Далее следовали слова знакомые и малоинтересные: «Быстро! Безопасно! Блестящий эффект! Уничтожаем бытовых насекомых, не нарушая уюта вашего дома!», и Шеврикука вернул бы карточку, если бы не скосил глаза на подпись: «Отродье Б. 8783 – 4. Б. Ш. (Фл. Ш.)». Он перечитал золотые слова: «Если подружитесь с привидениями, не жадничайте, свяжитесь с нами, не сочтите за труд, иначе не отвечаем за уют дома. В любой день с 6 до 19 часов по телефону…» Номер был, но его замазали черным. Шеврикука перевернул карточку. И на обороте зачерненные цифры не проступили. Шеврикука пожал плечами, вернул карточку.
– Не знаю, что и сказать. Шутят. Резвятся. Бумага есть. Краски есть. Некуда девать.
– Странно, – пробормотал Дударев. – И главное – товарищу…
– Ни у кого более не видел, – сказал Шеврикука.
– Что вы слыхали про Отродья?
– Так. Останкинская болтовня.
– Вы сталкивались с ними?
– Нет. Их нет.
– Они есть, – убежденно сказал Дударев.
– Если номер телефона проступит, вы позвоните?
– Нет, – покачал головой Дударев.
– И правильно. Это какие-нибудь богатые шутники озоруют.
– Не уверен, – сказал Дударев. – Но мы и сами с усами. Где же этот стервец Крейсер Грозный? Так вы, Игорь Константинович, если что узнаете про тень Фруктова, дайте знать.
– Теперь вы прямо как Отродье Б. Ш.! Что вы носитесь со всякими этими привидениями, с чепухой этой, досадно даже! – опять не выдержал Шеврикука.
– Вам-то что досадовать! Вот скоро получим дом, надеюсь, без насморков и чиханий, и для вас там будет пол. А увидите Грозного, передайте ему все, что я о нем думаю.