Шифер зашуршал
Шрифт:
Через минутку катер ткнулся носом в гостеприимный белый песок пляжа с бледными отдыхающими...
– Пошли, парни, сдаваться аборигенам, - скомандовал Кэрри.
– Чай не сожрут!..
– Мисс, а вашего полковника не Оскаром зовут?
– от Рэмбо прилетел вопросец.
– Ноу, мистер Рэмбо. Пипец, надо русский "Оскар" замутить!..
Прошёл год.
– Маша, я не совсем понимайт, что есть слово - абыр?!
– Абыр - это рыба. Слово наоборот читается, товарищ Джимми Шарикофф, хи-хи...
– Маша, ты есть для меня ещё один профэссор Преображенский...
Напасти Борна*.
Двенадцать дней мы шли вдоль береговой линии материка. Мы это - моторный катамаран 'Карасик' и НИС (научно-исследовательское судно) 'Карась'. На яхте девять человек, вместе со мной - капитаном бароном Борном, на НИСе - под сотню членов экипажа и пассажиров-учёных. И отдых у нас был отменный. Новизна во всём и её было через край. Мы растворились среди научной братии. И научные работники всех оттенков кожи и глаз, на двунадесяти языках изучали, спорили, ссорились и мирились над проблемами океана и суши. На тринадцатый день пути, к обеду, высадились на уютный пляж "брюшка Карася" (это который материк). Научная братия разбежалась ловить своих козявок и собирать камни. Костя Поставничий, взяв АК-103, пошёл следом. Через пять минут тррр на весь магазин. В кустики рванула малочисленная охрана, чтобы притащить за микитки трёх учёных и Костю.
– Почему стрелял?
– затребовал командор - эксперт с НИСа Вилькицкий.
– Там два динозавра выбежало, Борис Андреевич!..
– выпалил Костя, ёжась от пережитого потрясения.
Разобрали автоматы и сходили посмотреть. Несомненно, твари хотели "попастись среди наших ботаников". Дракорексы какие-то. Две особи, метров до четырёх в длину, дохлых, валялись на полянке. Верхние лапки хватательные, зубки жевательные, и бегать горазды. Костя стал героем дня...
После обеда сдвинулись с безлюдного, худого, места. Прошли десять миль. Даль мигнула. Три раза...
– А это надо посмотреть...
Пейзаж был ещё тот. В океане торчал гранёный стакан с плоской вершиной. Три похожих находились на суше. Между вторым и третьим какой-то большой шутник положил огрызок десертной ложки и ровнёхонько рассыпал белый песочек.
Наши морские "караси" покрутились вокруг морского стакана. Высота метров двести пятьдесят. На вершину подняться проблематично...
Вилькицкий. стоя рядом с моим командирским креслом, попросил передать на "Карась" приказ о высадке на пляж "ложки" досмотровой команды.
Передал. Семь моряков, с АК и в бронежилетах, двинулись туда на "Корсаре".
Я потянулся следом за катером, одним ухом ловя ехидные замечания компаньонов. Аэлита, Стелла, Матильда, Якименко энд Поставничие, расположившись на большом диване за моей спиной, напропалую потешались над "Стаканами" и командором. Бориса Андреевича осмеивали за то, что он ходил, как привязанный, за биологом экспедиции Нормой Джин Мортенсен, вылитой Мэрилин Монро.
После обеда, Норма была в гостях у наших амазонок. Они ей лечили душевные раны из-за застреленных утром Костей динозавров. И тут же вертелся
– Командор, вы дезертир, идите сюда. Разве вам не жалко этих малюток?
– капризничала Норма...
Командор отошёл от меня. А я смотрел на показание сонара.
– Так, Кабаша, под нами двести метров глубины. 'И вообще, водички - предостаточно', - сказал своему коту, который крутился возле широкой ножки стула.
Только хотел окликнуть Вилькицкого, как яхту подняло и потащило вперёд с отчаянной дури силой. Я вцепился в подлокотники кресла...
– Берегись!..
Поздно. Яхта, пролетев метров двести, грянулась на песок. Треск, крики, брызги воды и громкое мяу Кабаши. Стёкла пошли трещинами, яхта поехала за отступающей водой назад. Буцк. Опять удар. "Карасик" обо что-то ударился и замер. Забыв сделать вдох, обернулся назад...
– Вах!..
На спинке моего кресла висел мокрый кот, мои компаньоны, бледные, но целые, сидят на диване. А на мокром ковре лежат командор и Норма. Норма сверху...
Командор, спихнув с себя Мортенсен, вскочил и стал командовать:
– Всем покинуть судно, волны могут повториться! Бегом!..
Поспешно покинули яхту. Сбегать было очень просто. В корму яхты упирался большой валун, и по нему все сбежали, как по сходням. Яхту я покидал последним. Кота от кресла пришлось отдирать. Да и свой пистолет-пулемёт я не забыл прихватить.
Потерпевшие аварию пассажиры рванули к матросам "Корсара". Те с открытыми ртами смотрели на нас, стоя в метрах сорока от яхты, замершей в середине природной чаши...
– Где "Карась"? Где "Корсар"? Кто, что видел, доложить!
– "Корсар" утоп, Борис Андреевич, а...
– Смотрите!
– крик моряка. Все обернулись к океану.
"Да я же не хамелеон, чтобы на две движущие цели глядеть! "
На берег пляжа накатывала новая волна. Махонькая. И на гребне этой волны, слева от меня, скользила плоскодонная оранжевая лодка. Широкоспинный мужчина табанил вёслами быстрый ход лодчонки. А справа, параллельно лодке, плыл к берегу какой-то человек.
Костя побежал к кромке прилива. Я за ним. Волна лодку вынесла на берег и отхлынула. И я увидел лицо мужчины.
– Ба, Шатров! Ты как тута оказался!..
– Это потом, - Атаман выбрался с пластмассовой посудины и помог выбраться жене, дочке и сыну. Помог и стал растерянно осматриваться.
– Однако. Чудесато получается....
И из воды вышел плывущий - боцман экспедиции, Илья Ванифатьевич Муромцев.
– Боцман, что с "Карасём"?
– Командор на Муромцева налетел, как коршун.
– Почему не видно?..
– Нет больше "Карася", Борис Андреевич. Об "стакан" его размолотило. А я вот спасся...
Боцман торопливо перекрестился и опустил глаза. А командор растерялся...
– Плохи наши дела. Из семидесяти шести членов экспедиции осталось в живых всего десять, плюс мы... Полная катастрофа. До дома полторы тысячи километров. Транспорта - ноль.
Отвернулся. Голова разболелась, в ушах зашумело. Дамы усугубили - ударились в слёзы, с чадами Шатровых. Утешитель из меня никакой, поэтому я пошагал к яхте.