Шипучка для Сухого

Зайцева Мария

До жути. До тошноты боюсь.

Повторения.

38. Сейчас

Ты меня прощаешь? Я тебя прощаю.

Ничего не надо. И взамен, и так…

Только взгляд тревожит. Жжет и выдирает

Сердце под волною всех твоих атак.

Я тебя прощаю.

Я тебе желаю

Много света, мира и тепла вокруг.

Руки, губы, голос, трепет собираю,

И свою свободу — ставлю все на круг.

Кто возьмет? Послушай,

Кто меня

захочет?

Кто посмотрит нервно

На твои звонки?

Я пишу не буквы — раны.

Прямо в душу.

Как воспоминанья, что еще близки.

Я запомню небо. И окно пустое.

И слова: «Не бойся, я всегда с тобой».

Я тебя прощаю за свое тупое

Пошлое желанье — быть твоей судьбой.

М. Зайцева.

Сейчас.

Это происходит как-то очень быстро.

Я не успеваю даже сообразить, только моргаю испуганно.

Мы выходим из аэропорта.

Машина почему-то задерживается, но Олег спокоен.

И доволен.

Я радостно удивлена, что он встретил меня с самолета, хотя и чуть-чуть расстроена, что испорчен сюрприз.

Вася, чтоб его!

Конечно, Олег узнал, что я прилетаю, еще раньше, чем я успела из дома выехать!

Я не знаю, почему я так поступила, почему не захотела сказать ему все по телефону.

Показалось как-то неправильно.

Надо в глаза.

Мне надо.

Просто, чтоб до конца, до самого донышка осознать, что теперь все будет по-другому. И, наконец, закрыть гештальт двадцатилетней давности.

Оставить позади смешную и наивную Ольку, что еще незримо присутствует в моей жизни, не пуская идти дальше.

А мне есть теперь, куда дальше.

Очень даже есть.

И надо это просто пережить. Надо прочувствовать.

К тому же меня неожиданно начинает тяготить Питер.

Он, словно старый приятель, знавший тебя с горшка детского сада, видящий тебя насквозь. Во всех твоих проявлениях, и хороших, и плохих. Он будит воспоминания, тянет назад. Не зря же нам порой так тяжело общаться с бывшими одноклассниками, бывшими друзьями детства? Не зря же хочется просто прервать разговор, уйти. Чувствуешь, что так будет лучше, сохраннее для тебя новой. И не можешь. Гребанная интеллигентность, фантомная память о совместном прошлом…

Я, после посещения Машки и стопроцентного подтверждения своей беременности, сдачи всех анализов и прочего, вышла из медицинского центра, вдохнула стылый мокрый воздух.

И поняла, что не могу.

Не хочу.

Некомфортно.

Надо уходить от разговора.

От понимающих, помнящих твое горе, твою боль, твою тоску глаз — грязных пустых окон. От шепота влажного ветра с Невы. От горечи слез дождя на лице.

Нет.

У меня не будет больше так!

Не будет!

Я собралась, заказала эконом до Москвы.

И

в тот же день выехала.

Правда, в аэропорту меня нашел Вася и настойчиво проводил в вип-зал, а потом и в первый класс.

Ну кто бы сомневался!

Я не сопротивлялась. Пусть. Я теперь не одна. Комфорт нужен.

Мне ужасно, просто ужасно хотелось побыстрее попасть в Москву, побыстрее увидеть Олега.

Конечно, у него море важных дел, он даже по телефону со мной каждый вечер разговаривал, неимоверно усталый… Но что-то мне подсказывало, что его моя новость взбодрит.

О том, что возможна другая реакция, кроме радости, я не думала.

Слишком он хотел. И даже, помнится, лет шесть-семь назад заговаривал со мной про детей, в очередной его набег и попытку захвата меня.

Но я тогда была на редкость жесткой стервой. (Эй, Шепелева, а ты другая теперь стала? Да?)

Я ему заявила, чтоб про детей со мной никогда, просто никогда не смел разговаривать. Этого не будет. Ни за что на свете.

Он тогда вспылил.

А я тогда с удовольствием смазала ему по физиономии.

До красноты.

А он потрогал задумчиво, перевел взгляд на меня, прищурился и…

Ну что я могу сказать…

Если я и пожалела о своей вспыльчивости, то…

Да нет. Не пожалела. Секс с ним, даже тот, жесткий, что случился, всегда был нереальным удовольствием.

Но урок он усвоил и про детей больше не заговаривал.

А тут…

Думаю, что он будет рад. Уверена, что будет рад.

Я уже успела перебороть в себе неуверенность и первый страх того, что история может повториться.

Не повторится. Я все для этого сделаю.

Да и Олег уже другой.

И бизнес у него законный, легальный, никакой опасности, никаких проблем с законом.

Да и мир теперь другой.

Прошли времена, когда на улицах стреляли.

Уж кому, как не мне, врачу скорой, это знать.

Олег меня встречает уже в зале прилета.

И да, я не особо удивляюсь. Может, чуть-чуть.

— Олька… — он обнимает, целует так, что опять ноги дрожат. И тащит быстрее к выходу.

Не спрашивает, чего меня принесло, просто радуется.

И это так приятно, это так правильно для меня.

Я ему потом все скажу. Обязательно.

Вот доедем домой.

Но все происходит быстро.

Олег неожиданно прерывает разговор, дергается, словно его судорогой пробивает, а потом валит меня на асфальт, закрывает собой.

— Лежи, Олька, лежи, — хрипит он, и я с ужасом ощущаю, как тяжелеет на мне его тело, а бок заливает горячим.

Кровь! В него стреляли! Я начинаю извиваться, пытаюсь выбраться из-под него, потому что надо срочно осмотреть. Срочно прекратить кровотечение, но он только сильнее прижимает, и опять хрипит: