Шиворот-навыворот

Энсти Ф.

– Разве ты сам не понял? Посмотри на себя в зеркало – ты же обхохочешься!

В буфете была узкая полоска зеркального стекла. Туда-то с большой неохотой и холодным достоинством и направился мистер Бультон. Он решил что, возможно, чем-то запачкал лицо или у него развязался галстук, или приключилось что-то еще в том же роде, вызвавшее неоправданное я возмутительное веселье сына. Он еще не знал об ужасной правде.

Дик же, хихикая, следил за ним, как человек, предвкушающий потеху, когда и другие поймут смысл отличной шутки, пока известной лишь ему.

Но не успел его отец глянуть на себя в зеркало, как в ужасе отшатнулся, а затем посмотрел снова – и снова отшатнулся.

Неужели это он?!

Он ожидал увидеть свое знакомое полное лицо, но вместо этого зеркало почему-то отразило физиономию его сына Дика. Неужели случилось чудо, и он, Поль, потерял возможность отражаться в зеркалах – иначе чем же объяснить, что там был виден лишь его сын?

Но почему, обернувшись к Дику, он увидел его сидящим? Значит, зеркало отражало не Дика? К тому же отражение шевелилось, когда шевелился он, Поль, исчезало и появлялось снова, когда мистер Бультон отходил и возвращался к зеркалу.

Он обернулся к сыну, охваченный новым подозрением.

– Ты что-то сделал с зеркалом? – крикнул он сердито. – Признавайся, это твои фокусы?

– Как я могу что-то с ним сделать? – удивился сын.

– Тогда, – заикаясь выговорил Бультон, готовясь услышать самое страшное, – скажи мне правду: я не изменился?

– Изменился, – отвечал сын. – Вот умора! Посмотри сам, – и он подошел к зеркалу и стал рядом с перепуганным отцом. – Мы похожи, как две горошины... хи-хи-хя.

Так оно и было. В зеркале отразились две рыжеволосые пухлощекие мальчишеские физиономии. Оба мальчика были одеты в одинаковые итонские костюмчики с белыми воротничками. Единственное различие между ними заключалось в том, что на одном из лиц было написано полнейшее удовольствие, а другое, которое, как опасался мистер Бультон, принадлежало ему – было вытянуто от стража и смятения.

– Дик, – слабо осведомился Бультон. – Кто посмел выкинуть со мной такую шутку?

– Не знаю, только не я. Это ты сам сделал.

– Сам?! – вознегодовал мастер Бультон. – Не может быть! Это какие-то козни, заговор! И самое ужасное, – плаксиво добавил он, – я вообще не понимаю, кто я такой. Дик, кто я?

– Ты не можешь быть мной, – авторитетно заметил сын, – потому что я тут, рядом. Но ты уже не ты. Но все равно ты кто-то.

– Знаю без тебя, – рявкнул отец, – Но главное, я чувствую себя самим собой. Скажи, когда ты впервые заметил перемену? И вообще, заметил ли ты, как это произошло?

– Э то случилось в один миг – когда ты рассуждал о школе. Ты сказал, что очень хотел бы... Слушай, так это же, наверное, камень...

– Камень? Какой камень? О чем ты?

– Камень Гаруда. Он у тебя и сейчас в руке. Да это же талисман. Как здорово!

– Я не сделал ничего, чтобы привести его в действие... Да и как он мог подействовать. В наши дни это невозможно.

– Но с тобой что-то произошло, так? Не могло же это случиться ни с того ни с сего? – упорствовал Дик.

– У меня в руке и впрямь была эта чертова штука, – признал отец. – Но что я такого сказал? За что она меня так?

– Я все понял! – вскричал Дик. – Ты не понмишь? Ты сказал, что очень хотел бы стать мальчиком, таким, как я. Вот ты им и стал. Здорово! Но слушай, ты же не можешь пойти на работу. Лучше поехали со мной вместе к Гримстону, тебе там понравится. Представляю, какая будет у старика физиономия, когда он увидит нас вместе!

– Э то чепуха, и ты сам это прекрасно знаешь, – парировал Вультон-старший. Что мне делать в школе в мои-то годы? Говорю тебе, я такой же, как и раньше, внутренне, хотя внешне и превратился в мальчишку-сорванца. Как это жутко некстати! А все ты, Дик! Если бы ты не приставал ко мне с этим камнем, ничего не случилось бы. Я страдаю из-за тебя.

– Но ты же сам так пожелал! – сказал Дик.

– Пожелал! – горестно повторил Поль Бультон. – Ну да, пожелал, – и в его голосе появилась надежда. – Этот камень исполняет желания! Стоит взять его в руку, произнести желание – и порядок! Если это так, то я все верну на свои места, Пожелав опять стать взрослым. То-то я посмеюсь над этим дурацким превращением!

Он взял в руку камень, отошел в угол и зашептал:

– Хочу стать самим собой. Хочу стать тем, кем я был пять минут назад. Хочу, чтобы все это отменилось...

Он бормотал, пока не выдохся и не покраснел. Он брал камень то в правую, то левую руку, то садился, то вставал, но все без толку. Он сохранял ту же мальчишескую наружность, что и раньше.

– Мне это не нравится, – наконец уныло сообщил он сыну. – Эта дьявольская штука испортилась. Не могу заставить ее работать.

– Может, – вставил Дик, наблюдавший за стараниями отца с самой непочтительной веселостью, – это из тех талисманов, что выполняют лишь одно желание?

– Тогда мне конец! – воскликнул Поль Бультон. – Ну что мне делать? Придумай что-нибудь вместо того, чтобы стоять и мерзко хихикать! Не видишь, какая со мной стряслась беда? Представляешь, что будет, если сюда войдет твоя сестра или кто-то из прислуги?

Эта мысль привела Дика в восторг. Он весело крикнул:

– Давай созовем их всех. Пусть посмотрят. Вот умора! – И он бросился к звонку.

– Только попробуй! – крикнул Поль. – В таком виде я не покажусь никому! Дернула же нелегкая твоего дядюшку привезти такой подарочек! Ну и ну! Не оставаться же мне так на всю жизнь! Может послать за доктором Бустардом? Может, он даст каких-нибудь пилюль? Но тогда об этом узнает вся округа? Если я сейчас же не найду выхода, я сойду с ума!

И он лихорадочно заходил взад-вперед по столовой.

Наконец, когда мысли в его голове пришли в относительный порядок, он увидел шанс на спасение – при всей своей призрачности, это был все-таки шанс. Приходилось признать, что камень Гаруда – как это ни удивительно в наш рациональный век, – все же обладал магическими свойствами. Было также ясно, что талисман решительно не желал исполнять его новые желания. Но это не значило, что он навсегда утратил свою силу. Возможно, в других руках он снова заработает. Так или иначе, попытка не пытка. Поль Бультон сбивчиво объяснил все это Дику, у которого в глазах заблистали веселые искорки.