Шиворот-навыворот
Шрифт:
Он стоял па Вестборн-террас, глядел на ряд желтых фонарей и думал, что до дома оставалось несколько сотен шагов.
Но хотя до цели было рукой подать, радость улетучилась. Па смену ей вернулась тревога. Мистер Бультон понимал, до чего же трудна задача, которую ему предстояло решить.
Он стоял у ограды церкви, освещенной по причине вечерней службы, безучастно слушал доносившиеся оттуда звуки органа и никак не мог заставить себя двинуться в путь и переступить порог своего дома.
Вечер выдался холодный, ветреный, по черному небу стремительно проносились светлые облака, и наконец Поль, дрожа от холода и волнения, двинулся к себе.
Дальше
Подойдя ближе, он вдруг заподозрил то, что вскоре подтвердилось. Вечеринка проводилась в его доме. Хуже того, она проводилась с размахом, способным привести в ужас всякого здравомыслящего домовладельца и отца семейства.
Балкон над входом был увешан китайскими фонариками, а в его углу Поль приметил какие-то странные предметы, весьма смахивавшие на фейерверк. Фейерверк на Вестборн-террас! Что скажут соседи!
За стеной он заметил сразу четырех шарманщиков, явно игравших по приглашению хозяина. Толпа зевак, сгрудившаяся вокруг, внимала музыке и громкому смеху, доносившемуся из ярко освещенных комнат наверху. Только сейчас мистер Бультон вспомнил, что Барбара писала в письме о намечающемся детском празднике. Сегодня утром Дик ни словом но обмолвился об этом, а Поль и не предполагал, что это может случиться так скоро.
В какой-то момент ему захотелось махнуть на все рукой и в отчаянии уйти куда глаза глядят, мржет, даже вернуться в Крайтон-хауз и предстать перед гневными очами доктора. Как же объяснить вес случившееся с ним семье, как добраться до камня Гаруда в этой суматохе.
Но нет, путь в Крайтон-хауз был ему заказан. А бродить по белу свету он тоже не отважился бы – да и удалось бы ли это ему в облике школьника с медяками в кармане?
После короткой, но мучительной внутренней борьбы он решил проникнуть в дом, осмотреться и занять выжидательную позицию. Судьба, словно в насмешку, позволила ему совершить побег, вынести столько невзгод по дороге домой, с тем лишь, чтобы, вернувшись, он оказался в бедламе!
Протиснувшись через толпу, мистер Бультон подошел к дому. Но он не решился войти через парадный вход во избежание объяснений с прислугой, и нанятыми официантами.
К счастью, черный ход был открыт, и мистер Бультон тихо прошмыгнул в кладовую, собираясь попасть в холл по лестнице для прислуги. Но тут его ожидала неудача: стеклянная дверь, что вела на лестницу, оказалась заперта, а в кухне он услышал голоса – все это заставило его занять выжидательную позицию в надежде, что рано или поздно дверь отопрут.
Поскольку дверь из кладовой в кухню была приоткрыта, мистер Бультон вполне отчетливо слышал разговоры прислуги. Но каждое новое услышанное им слово лишь усиливало его тревогу, так что вскоре он был готов отдать все на свете, лишь бы не слышать этих ужасов.
В кухне было двое. Кухарка, которая все еще в рабочем одеянии, подкреплялась ужином, читая какую-то газету, а также горничная в праздничном наряде, закреплявшая булавкой свой белый чепец.
– Они мне еще не ответили, Элиза, – посетовала кухарка, отрывая взгляд от газеты.
– Но ты же им написала только в пятницу. Когда же им успеть, – отвечала горничная.
– Ну да, я только на прошлой неделе стала понимать, что к чему... Но вот что они отвечают даме, которая испытала нечто похожее. – И она стала цитировать из газеты: – Вы спрашиваете, каковы первые признаки любовного интереса вашего возлюбленного. В этом деликатном вопросе трудно давать определенные рекомендации. Лучше послушать, что говорит ваше сердце. Впрочем, мы готовы назвать несколько наиболее очевидных симптомов. Элиза, что такое симптом?
– Симптом, – пояснила Элиза, – это когда у тебя что-то не в порядке. У моей последней хозяйки на Кодаган-сквер был Жуткий симптом. Болела эстетизмом, бедняжка.
– Нет, это что-то не то. – возразила кухарка. – Смотри, что они пишут. «Если вам удалось внушить ему стойкое непреходящее чувство. – правда, красиво написано? – он будет постоянно появляться и местах, где вас обычно можно застать». – Просто не сосчитать, сколько раз хозяин заходил на кухню на прошлой неделе! – «В вашем присутствии он будет вести себя неловко и неуклюже». – Давно не видела такой неуклюжести, как у хозяина. Сегодня он разбил лучшее фарфоровое блюдо! – «Он будет выпрашивать какие-то пустяки, безделушки, сделанные вами собственноручно». – Хозяин все время просит у меня пончики. – «И если его желание исполняется, он бережно хранит эти подарки как бесценные сокровища». – Ну вряд ли хозяин хранит пончики, Элиза. Я видела, как он съел пять штук. Да и как хранить пончики! Сделаю-ка ему подушечку – посмотрю, как он к этому отнесется. «Если вы различаете все эти симптомы в человеке, кого подозреваете в неравнодушии к вам, то в самом скором времени он окажется у ваших ног...»
Ну вот видишь, Элиза, – пе без гордости сказала кухарка, дочитав до копца, – яснее не напишешь. Подумать только: чтобы хозяин оказался у моих ног! Может ли простая кухарка даже помечтать о подобном!
– Не знаю, пе знаю! Где твоя гордость? Пусть не думает, что ему стоит лишь сказать слово – и ты его! На днях я читала в журнале, что граф женился на гувернантке, а по-моему, кухарка будет повыше гувернантки. Правда, и хозяин не граф, а лишь коммерсант. Но ты уверена, что он не играет твоими чувствами? В последнее время он со всеми нами очень любезничает.
– Наверняка сказать трудно, Элиза, – отозвалась кухарка с явной застенчивостью, – и право, не знаю, могу ли я так откровенничать. Ты еще молода, Элиза, и многого тут не понимаешь, по крайней мере, хочется на это надеяться (при этом Элиза, похоже, удивленно вскинула голову), но помнишь ли ты, как на прошлой неделе хозяин остался дома поиграть с детьми. Я пошла наверх за наперстком и наверху, у лестницы, столкнулась с хозяином. В руках у него был игрушечный пистолет Дика, а на голове старая шляпа. «У вас есть пропуск?» – спросил он меня, да так строго, что я прямо все обомлела. Я решила, что его что-то там расстроило. Я сказала, что первый раз слышу насчет пропуска, но если без этого никак, то я, конечно, раздобуду его. А он отвечает так мягко и нежно (тут Поль чуть не сгорел со стыда): «Нет, ото вовсе не обязательно, но раз у вас нет пропуска, вы должны меня поцеловать». Я думала, что прямо провалюсь сквозь пол, так он меня ошеломил. Я сразу поняла, к чему он ведет.
– Но он и мне сказал то же самое, – возразила Элиза. – У меня, правда, оказался при себе пропуск, мне его дала мисс Барбара. Пусть только попробовал бы поцеловать меня, я бы ему надавала пощечин, даром что хозяин.
– Ты говоришь ерунду, – возразила кухарка томным голосом. – Если бы ты только при этом присутствовала. Дело не в словах, а в том, как он их произнес. И как он меня обнял. Это все равно что предложение руки и сердца!.. Я скажу тебе прямо – потом вспомнишь мои слова – у меня есть надежда!