Шизодруиды

Мичуринград – город небольшой, население всего лишь тридцать тысяч. До развала СССР насчитывал больше пятидесяти, но в девяностых количество жителей сильно сократилось. Люди разъехались кто куда, и единственный НИИ работал на честном слове и на одном крыле, пока его не закрыли. Профессора стали торговать паленой водкой, спаивая народ, а доценты возили из Китая дешевые кроссовки, которые рвались на второй день.

Обычный тихий городишко средней полосы России, каких много. Девяностые давно закончились, и последние лет двадцать люди жили размеренной жизнью – было спокойно. И кто бы мог подумать, что в этом

Все произошло в центральном парке, в месте, где по вечерам пенсионеры играли в шахматы и шашки, а влюбленные целовались, прячась меж густых елей. Худшее, что могло приключиться – мордобитие по пьяной лавочке, да и били обычно без азарта и особого старания, до первой крови. А тут вопиющий случай – человека разделали, как в культурном Санкт-Петербурге.

Зверья, способного разорвать человека на куски, здесь отродясь не водилось. Последнего волка убили еще в середине двадцатого века, и чучело (огромных размеров, надо сказать) охотники подарили местному краеведческому музею, где, пропитанное формалином, и стоит по сей день, глядя на посетителей злобными стеклянными глазами.

Это произошло вечером 6 июня. По рассказам очевидцев, ближе к полуночи в парке послышался душераздирающий крик. Кричал мужчина, стоит отметить, очень непродолжительное время. Орал так, будто его резали. Но на деле оказалось – расчленили вандальским способом. Утром останки нашел пожилой сторож, обходивший парк.

Дело доверили следователю Георгию Зюкову, которого коллеги называли не иначе как Маршалом (а иногда и Маршалом Зюковым). Это было его первое столь кровавое дело. До тридцати пяти лет дожил, двадцать отработал в органах, но никогда не видел ничего подобного.

Ноги несчастного лежали в кустарнике, а верхняя часть тела, раскинув руки, – у старого дуба. Глаза оставались открытыми, в них, пустых и холодных, все еще читался ужас, что испытал покойный за мгновение до смерти. Трава вокруг густо залита кровью.

Осмотрев место преступления вместе с оперативником Александром Дроздовым, едва сдерживая позывы тошноты, Маршал составил подробный отчет и позволил врачам скорой увезти расчлененное тело. Дрозд закурил, а Георгий впервые в жизни пожалел, что бросил.

Дело сразу зашло в тупик. Криминалисты из Следственного отдела не нашли никаких следов, кроме тех, что натоптал убитый. Орудие убийства не обнаружили, да и сам способ расчленения пока был под вопросом.

– Понимаешь, – объяснял Зюкову местный патологоанатом Стоянов, – тело не то порвали, не то перерезали либо перерубили. Если бы у нас водились хищники навроде гигантских медведей, я бы предположил, что перегрызли. Но хищников в Мичуринграде не водится. Есть четкие следы на костях – как топором перерублено. В то же время есть следы разрыва тканей – суставы, сочленяющие кости, разорваны. Можно сказать, что выдернули ноги из жопы. То есть разгрызли (или расчленили топором), и еще вырвали суставы.

Они стояли у входа в морг, патологоанатом дымил сигаретой, а Георгий тщетно пытался увернуться от дыма.

– Это могли сделать собаки? – поинтересовался Маршал.

Патологоанатом пыхнул в лицо собеседника.

– Собака Баскервилей разве что. Мутант какой-нибудь. У нас таких не водится. Все же склоняюсь к мнению, что убийца – человек. Три или четыре удара топором, таким, знаешь, тяжелым топором. А потом разорвал не до конца перерубленные суставы. Но убийца должен быть очень сильным. Гора мышц. Геракл!

– Значит, статья 105 часть вторая – убийство, совершенное с особой жестокостью, – с тоской заметил Георгий. – И кто мог это сделать? Кого мне подозревать?

Стоянов развел руками.

– Я впервые с таким сталкиваюсь. Это человек неимоверной силы.

– Значит, на прицеле силачи и всякие бодибилдеры? – Маршал встал в стойку качка, показав несуществующие мускулы.

– Бодибилдеры? – патологоанатом презрительно фыркнул. – Не смеши меня! Качки колют синтол, жрут всякую дрянь – это увеличивает объем мышц, но силачами не становятся. А часто и наоборот. Гробят организм почем зря. А тот, кто это сделал – очень силен. И, весьма вероятно, разбирается в анатомии – знал, где рубить, чтобы отделить ножки от тела, понимаешь? Мясник, мать его!

Георгий кивнул, глядя на товарища.

– Ну ты у нас, наверное, единственный в городе, кто разбирается в анатомии. И тела делить умеешь не хуже питерских.

Стоянов докурил сигарету, щелчком отправил ее в урну, но промахнулся, и бычок поскакал по ступенькам, разбрасывая искорки. Сказав все, что думает об окурке, спустился с лестницы и подобрал его.

– Силушкой бог меня обделил, не смогу я ноги выдернуть, если ты об этом, – сказал патологоанатом, аккуратно бросая чинарик в урну. – Или ты уже меня подозреваешь? У меня алиби – вчера вечером был в хламину, соседи соврать не дадут. И стекло еще в подъезде разбил.

– Стекло – это ты зря. И порезаться мог.

– А я ногой. Кошку хотел пнуть, а она, зараза, убежала.

– И кошку зря. Я кошек люблю.

***

Начальник Заречного отдела полиции майор Гвоздев провел оперативное совещание. Маршал отчитался о проделанной работе. Речь его была короткой, потому что еще не поступили результаты экспертизы и никакой особой информацией он пока не владел. Единственное, что он предложил – разузнать о людях, состоящих на учете в психдиспансере.

В психиатрическую клинику Георгий поехал лично, а Дрозда отправил еще раз опросить очевидцев, авось, и скажут чего нового. Старенькая «Калина» уже давно выработала все ресурсы и ездила непонятно на какой магии. Даже у Дроздова машина посвежее – чем все время попрекала Маша, требуя купить новую. Но если ездит, зачем тратить деньги? А Дрозд пусть выплачивает кредит пять лет, если так хочется. Не такая уж и большая зарплата у следаков и оперов в российской глубинке, чтобы машины, как перчатки, менять.

Главврач Иннокентий Иванович Видов был предупрежден о визите и ждал Маршала в кабинете. Восседал за рабочим столом, ласковым взглядом профессионала глядя на посетителя сквозь стекла очков в роговой оправе.

– Присаживайтесь. Я догадываюсь, с каким вопросом вы пришли. Наслышан о сегодняшнем происшествии, все соцсети только об этом и пишут.

Голос у Видова негромкий, но сильный и уверенный и в то же время мягкий и располагающий к себе – на своих психах отработал.

Георгий поежился, чувствуя внимательный взгляд психиатра. Для Видова не было здоровых людей – лишь недообследованные и недолеченные. Казалось, весь мир для него – сплошной дурдом, и каждого встречного и поперечного он с преогромным удовольствием взялся бы вылечить. В раннем детстве у Маршала наблюдались небольшие проблемы с головой, и, вполне возможно, он бывал в этом веселом заведении, но воспоминаний об этом не сохранилось. Впрочем, воображаемые друзья и недруги в детском возрасте – это не болезнь, а скорее богатое воображение.