Шкаф с ночными кошмарами
Шрифт:
Леда уставилась на пальцы Дина на своей руке, и он отступил, сказав с расстановкой:
– Хорошо. Я не прикасаюсь к тебе. Я тебя не трогаю, но и ты веди себя разумно, договорились? Не нужно бить себя, Леда. Даже если ты совершила ошибку, не нужно наказывать себя. Хорошо?
– В данном случае эта ошибка стоит жизни! Не только моей, но и вашей!
– Я не дам себя в обиду, – пообещал Дин. Он начинал испытывать небольшое раздражение по тому поводу, что привел домой невменяемую девицу, которая совсем себя не контролирует. А ведь по виктимологии у него была стойкая четверка. Возможно,
– Он сильнее вас, – шепотом сказала Леда, украдкой вытирая щеки футболкой Дина. Она отвернулась от него, глядя в сторону стола, где на дощечке лежала курица. Выпустив футболку Дина из пальцев и облокотившись о холодильник, Леда нехотя произнесла:
– Он говорит мне плохие вещи… о… о вас.
– Какие плохие вещи? – так же тихо спросил Дин, с трудом сдержавшись, чтобы не осмотреть быстрым взглядом свою крохотную квартиру. Он вспомнил, как полчаса назад Леда говорила сама с собой, и поежился.
– Он говорит… что вы… причините мне боль.
Дин скрестил руки на груди и несколько секунд терпеливо ожидал продолжения. Но Леда только рассматривала их отражения в черном стекле. Поняв, что никакого продолжения нет, Дин уточнил:
– И все? Что он еще сказал, Леда?
Про себя Дин решил, что утром обязательно позвонит доктору Гаррисону, чтобы тот провел дополнительную экспертизу. Или что-то еще. Леда Стивенсон не выглядела здоровой.
Она вдруг посмотрела на него так, словно видела насквозь, и каждую мысль, проскользнувшую в его сознании, впитала в себя; одарила его таким взглядом, что он едва сдержался, чтобы не отойти на шаг назад. Но это было бы ребячеством. Он – взрослый мужчина, а она – просто девушка. Не обычная, но все же девушка.
За окном ревела буря, поднимая в воздух опавшие листья и безжалостно швыряя в пропасть, и гул пробрался в голову Дина, пока он неотрывно смотрел в глаза Леды. Из-за тусклого освещения они казались прозрачно-голубыми, совсем как стеклянные.
– Он говорит: следи за ним внимательно, Леда… – ее голос истончился, будто паутинка, и Дина передернуло. Ему казалось, будто за голубыми стеклами ее глаз прячется кто-то разумнее и хитрее. Леда опустила голову, скользнув взглядом по животу Дина, и он увидел, как ее шея покрылась бурыми пятнами. – Он говорит, что, когда я отворачиваюсь, вы внимательно смотрите на меня. Он говорит… что вы хотите, чтобы я села к вам на колени, чтобы целовала в губы, щеки, шею…
Последние слова что-то про «адское желание» Леда едва пробормотала, глотая слезы и утирая лицо длинными рукавами платья. Дин хмуро смотрел на ее макушку – Леда так и не подняла головы, – а затем подошел к посудной полке, достал высокий граненый стакан и наполнил его водой из чайника. Он размышлял, что должен сказать и стоит ли вообще говорить. Протянул ей стакан, и она робко взяла его, едва не выронив из рук. Дин осторожно, стараясь звучать мягко и тактично, спросил:
– Кто этот человек? Ты ему веришь? – На самом деле Дин хотел задать совсем другой вопрос. Он хотел спросить,
Леда осмелилась поднять голову. Дин решил, что она пытается понять реакцию на его слова, и специально принял бесстрастный вид.
– Нет, я ему не верю. Когда-то верила, но не теперь. Я знаю, что он обманщик. – По ее щекам покатились слезы. – Я лишь знаю, что он очень силен. Он сильнее вас, детектив, он сильнее всех.
Дин не отличался отменным терпением, поэтому снова полез в самое пекло и спросил напрямик:
– Это твой отец?
– Да почему вы постоянно спрашиваете об этом?! – Она всплеснула руками и, ударившись о стол, застонала. Дин достал из страшенного холодильника пакет со льдом и протянул ей. Со злым выражением лица она приложила его к запястью.
– Потому что я знаю правду, вот почему. – Дин скрестил руки на груди. – Твой отец мучил тебя с самого детства, и ты никак не можешь научиться жить без него. Леда, он уже мертв, ты в безопасности.
Она снова заплакала.
– Вы совсем ничего не знаете, детектив Дин. Вы не знаете, каково это – постоянно жить в страхе, прислушиваться к шагам, останавливающимся у двери твоей комнаты, вздрагивать от каждого шороха. – Дин хотел попытаться встрять в монолог, но Леда продолжала горячиться, распаляясь все сильнее: – Не нужно притворяться понимающим! Не нужно делать вид, что вы все знаете и можете помочь, потому что от него мне не избавиться никогда! Не имеет значения, сколько я буду резать себя, неважно, сколько раз попытаюсь себя убить, я никогда не избавлюсь от него! Потому что он внутри меня, он часть меня!
Дин потянулся к Леде, не представляя, что сделать, чтобы ее успокоить, но она отпрыгнула в сторону.
– Просто позвольте мне завершить начатое, и все! Не нужно меня спасать!
– Ты всегда уклоняешься от темы, когда речь заходит об отце, – заметил Дин, опять скрестив руки, чтобы больше не искушать судьбу. Леда Стивенсон чем-то неуловимо напоминала ему его мать. Истеричная, немного невменяемая. Они просто не могут иначе.
Она, возможно, где-то в глубине души хочет бороться с внутренними демонами, хочет победить их, но не может. Она слишком слаба. Как и его мама. Они хотят освободиться от боли, и кто-то должен помочь им сделать это. Кто-то обязательно должен их спасти.
– Я уклоняюсь от темы, – начала Леда с жаром, даже не подозревая о мыслях Дина, – потому что мне больно говорить. Больно не только морально, но и физически. Потому что, когда я начинаю говорить о нем, каждая из ран на моем теле начинает кровоточить. Вы совсем не знаете, каково это – испытывать боль от любящего человека. А я знаю, что это значит, когда тебе нужна помощь, но тебе не к кому обратиться, потому что единственный человек, который должен тебя любить, любит тебя совсем другой любовью! Больной любовью! Вы не знаете ничего! – выкрикнула Леда, яростно швырнув лед на стол и вихрем огибая стойку.