Школа для негодяев
Шрифт:
– Это был Грегсон? – немного погодя спросил Крыса.
– Похоже, да, – сказал я. – Ну что, пойдем звонить Рыжему.
26. Как агнцы на шашлык ч.1
Четырехглазый рвался утопить сволочей прямо на месте, но я умерил его пыл холодными доводами рассудка. Катер, в который сел Шарпей с Грегсоном, сейчас противостоял всей мощи, которую способна была обрушь на него Темза, и, судя по всему, видал и худшие дни. Эта облезлая, ржавая и Старая лохань со свистком тем не менее была крепче, чем башка подносчика кирпичей, поэтому план заранее никуда
Кроме того, цель ведь заключалась не только в том, чтобы отомстить Грегсону за попытку сделать из нас цыплят. Речи шла о нашем будущем и о будущем тех ребят, кого уже арестовали.
– Сам подумай, старик, если мы сдадим их копам, с нас снимут обвинения, – убеждал Четырехглазого Трамвай. – Может, у нас в жизни не будет больше такого шанса.
– И вообще, дождь льет как из ведра, а я подыхаю с голоду, – вставил свои пять центов Бочка. – Как, интересно, ты собираешься их потопить? Извини, у меня как раз закончились айсберги.
– Решено; мистер Дикинс. Сдадим ублюдков пусть сгниют в тюряге, – подытожил я, и все со мной согласились. – У кого есть мелочь на телефон?
– У меня, – раздался сзади хриплый голос, от которого
мы едва не прыснули в стороны, как зайцы.
Здоровенная, массивная фигура Фодерингштайна отрезала нам узкий путь к цивилизации, а дробовик, который выглядывал из-под короткого пальто, недвусмысленно намекал на то, что удирать в противоположном направлении тоже резона нет.
– Всем стоять, – приказал он и поднес к своему угрюмому рту портативную рацию, – Да, я их накрыл. Всех пятерых.
Одному небу известно, как в тот момент со мной не приключился сердечный приступ. Вид Фодерингштайна поверг меня в такой шок, что я чуть-чуть не свалился в реку. Честное слово, меня будто с размаху огрели по котелку. Сердце бешено заколотилось, кровь отхлынула от лица, а пальцы инстинктивно принялись искать, за что бы ухватиться. Так вышло, что ухватились они за Крысу, и для него это стало такой неожиданностью, что я едва не утащил его в воду.
– Ладно, веди их на борт, – сказала рация.
Люк в катере открылся, Шарпей и Грегсон высунули головы и повернулись в нашу сторону.
– А ну, марш, – скомандовал Фодерингштайн и навел на нас ствол.
Пока я глядел в двойное дуло, в моей голове пронесся миллион панических мыслей. Однако эти мысли промчались, обгоняя друг дружку и сверкая пятками, и оставили мой мозг в режиме автопилота. Соответственно, когда я вновь обрел контроль над собой, мы вместе с Бочкой, Крысой, Очкариком и Трамваем уже были загнаны в логово врага и тряслись от страха, взирая на Грегсона, Шарпея и Фодерингштайна.
— Хотели выследить меня, ребятки? – ухмыльнулся
Шарпей. – Неужели я вас так ничему и не научил?
— Кто знает, что вы тут? – потребовал ответа Грегсон.
Правой рукой он сжимал небольшой автоматический пистолет, а левой держался за леер качающегося катера.
— Никто, – брякнул Крыса, прежде чем я успел соврать. – Мы пошли за мистером Шарпом после футбольного матча, – с головой выдал нас он.
– Полиция тоже знает и вот-вот будет здесь,– тоненько пропищал я.
Грегсон лишь перевел на меня взгляд и покачал головой.
— Нет, не знает, усмехнулся он.
— Что вы хотите с нами сделать? – пролепетал
Грегсон сделал вид, что не слышал вопроса. Крыса умоляюще посмотрел на меня, но я ничем не мог помочь. Что бы ни уготовила ему судьба, то же предназначалось и мне. Как там говорил Мартин? Таковы правила игры «по-взрослому».
Он оказался прав. Мы вступили в игру, только теперь это была уже не игра. По крайней мере для Грегсона. В этот миг я понял, что он нас убьет. Мы нашли его и, вероятно, нашли золото. Если он нас отпустит, мы все расскажем копам, и тогда его песенка спета. На Грегсона повесят не только ограбление музея, но и поджог, шестнадцать покушений на убийство, похищение трупов, мошенничество, контрабанду и все остальное, что только уместится в обвинительный акт. Грегсон увяз по самую шею. А если учесть, что все шестнадцать покушений на убийство были предприняты в отношении несовершеннолетних, Грегсону не стоило ждать, что сокамерники погладят его по головке. Всего две минуты назад мы были киношными героями, подростками из субботнего сериала, которые выследили злодеев в их норе и сдали полиции. Теперь каждому из нас предназначалась пуля в лоб и мутная вода Темзы. Прокрутить пленку назад мы уже не могли.
Крыса вдруг начал реветь. Трамвай и Бочка тоже захлюпали носами. Глядя на них, я и сам не удержался и пустил слезу.
– Я хочу домой, – всхлипнул Трамвай, но Грегсон и компания на него даже не посмотрели. Они держали нас под прицелом и яростно шептались. Как с нами поступить, было ясно, вопрос заключался лишь в способе. Время от времени они косились на нас, и когда Фодерингштайн бросил на меня взгляд и коротко кивнул, я едва не обмочился от страха.
Зловещий шепот и качка делали происходящее похожим на отвратительный ночной кошмар, а наши мольбы и рыдания только еще больше нагоняли на меня ужас. Я окинул взором ребят, которых уже поджидало холодное дно реки, и заметил, что лица у всех красные, распухшие и мокрые от слез. Точнее, нет, не у всех. Четыре физиономии распухли и покраснели от слез, на пятой же застыло выражение дерзкой непокорности и отваги. Заметьте, я не смотрелся в зеркало.
Четырехглазый стоял с таким видом, будто ему на все плевать. Тогда я приписал это его исключительной смелости, ну, знаете, как смертник на эшафоте балагурит со своим палачом, однако потом выяснилось, что Очкарито припас в рукаве козырь. Да-да, козырь, и именно в рукаве.
– Ладно, отвязывай веревку, а я заведу мотор, – велел
Грегсон Шарпею. Судя по всему, в заседании объявили перерыв. – А вы повернитесь зубами к стенке и не оборачивайтесь.
И тут Шарлей что-то учуял.
– Чем пахнет? – потянул он носом.
Грегсон и Фодерингштайн понюхали воздух, потом себя, потом поглядели на нас.
– Жидкость для зажигалок, – невозмутимо сообщил
Четырехглазый и швырнул под ноги Грегсону горящую спичку.
Глаза у нашего бывшего директора расширились от ужаса.
Одна из самых больших загадок века – каким образом у меня до сих пор сохранились брови. Раздалось громкое шипение, слепящее желтое пламя расцвело в тесной рубке катера, и пламя опалило мне затылок, уничтожив жалкие остатки волосков на шее, которые выжили после пожара в Гафине.