Школа гетер
Шрифт:
Он опустился на колени меж ее раздвинутых ног и жадно оглядывал тело, которое так долго вожделел.
Доркион смотрела на него с холодным любопытством, не ощущая ни стыда, ни раскаяния, ни страха. Первый мужчина познал ее силой. Второй взял с любовью. Третий… Третий заплатил ей клятвой совершить преступление.
Вдруг Доркион ощутила необычайное возбуждение. Сознание того, что она продает Хэйдесу свое тело, как портовая шлюха, что мужчина заплатит ей ту цену, которую она назначила, внезапно разбудило ее дремлющую доселе плоть. Лоно ее с готовностью раскрылось для Хэйдеса и приняло его во влажные, жаркие глубины. Доркион оплела его тело руками и ногами, привлекла к себе — и отозвалась всем существом
Наконец Хэйдес, насытившись, перекатился на спину, тихонько смеясь от переполнявшего его восторга. Доркион перевела дыхание, удовлетворенно провела по своему насытившемуся телу руками и поднялась.
Взяла свою одежду. Не забыла подобрать нож.
— Смотри, ты обещал, — сказала равнодушно.
— Я все сделаю, — сказал Хэйдес. — Ты еще придешь ко мне?
— Посмотрим, — пожала она плечами. — Посмотрим, как ты сдержишь свою клятву.
И, завернувшись поплотнее, Доркион торопливо пошла прочь. Вся ее женская суть еще хранила память о только что испытанном наслаждении, но у нее и мысли не было вернуться к Хэйдесу вновь. Впервые догадка, что женщина в силах купить своим телом у мужчины то, что ей нужно, заставить его исполнить любое ее желание, осенила Доркион. Оказывается, женщина может быть не только жертвой грубой похоти или Эроса. Она способна приобрести власть над мужчиной, ибо в миг желания его мысли находятся не в голове — они все сосредоточены на уровне чресел!
Доркион шла быстро и успела вернуться еще до того, как забрезжил рассвет. Первым делом она спустилась в водоем и смыла с себя следы совокупления. Потом на цыпочках вернулась в свою каморку и вытянулась на подстилке, улыбаясь в темноту и мечтая о том, как сейчас уснет.
— Иди сюда! — раздался сонный голос Апеллеса, и Доркион, подавив зевоту, кинулась на зов, обняла своего возлюбленного господина и привычно раскрылась ему… привычно, покорно и равнодушно, не испытывая того наслаждения, которое только что продавала Хэйдесу.
— …Дороги вашей великой Эллады ужасны! — горячо говорил Александр. — Эллинам гораздо легче путешествовать в заморские страны, чем по своей земле. Вы предпочитаете выдалбливать в камне колеи, а не выравнивать путь. Моя конница легко мчалась по этим колеям, но повозки тащились еле-еле. Я хотел бы все устроить так, как в Персии: отличные, ровные дороги, а через каждые сто сорок стадиев [24] размещена почтовая станция. Верховые посыльные останавливаются здесь, передают почту следующей смене, которая готова отправиться в путь даже ночью. Поэтому они летят, как стрелы! От Суз до Эфеса — а ведь это четырнадцать тысяч стадий! — послания доставляют всего за шесть с половиной суток! [25]
24
Стадий Древней Греции — 178,6 м. То есть расстояние, о котором говорится здесь, составляет около 25 километров.
25
То есть преодолевают 2500 км за 150 часов беспрерывной езды.
— Ты прав, великий царь, — со вздохом согласился Апеллес. — Нам, чтобы отправить письмо, нужно договориться с каким-то одним человеком, который возьмет на себя труд пешком добраться до места… Иногда это длится месяцами! В этом смысле персы нас опередили! И в другом тоже!
— Ты имеешь в виду качество дорог? — поднял брови Александр.
— Нет, я не имею в виду качество дорог, — ухмыльнулся Апеллес. — Известно ли тебе, что персы вознаграждают тех, кто изобрел новый вид наслаждения?
Александр усмехнулся:
— Я слышал об этом. А также слышал, что награды получают мужчины, хотя честь изобретений принадлежит женщинам. Впрочем, эллинам не на что жаловаться: ведь у вас есть знаменитая Коринфская школа гетер, где учат всем тайнам обольщения. Мой друг Птолемей окончательно потерял голову от одной из ее бывших воспитанниц, афинянки Таис.
Доркион бросила украдкой взгляд на своего господина. По словам Ксетилоха, он высоко ценит гетер… Однако глаза художника были прикованы к лицу Кампаспы, и ревность с новой силой ударила Доркион в сердце.
Ничего, потерпеть осталось недолго! Совсем скоро свершится ее отмщение. Ей не жаль никого. Она будет только счастлива видеть их мучения… А то, что Александр подвергнет их мучениям, — в этом не может быть никаких сомнений! О жестокости царя говорят его разноцветные глаза: один голубой, другой карий! Александр на своем пути убил уже стольких людей… Афиняне, чудом уцелевшие в битве при Херонее, рассказывали, что Буцефал, любимый конь македонца, ступал по бабки [26] в пролитой его хозяином крови… И вот сегодня стены этого дома тоже будут залиты кровью! Александр не помилует Апеллеса, несмотря на давнюю дружбу. Расположение царей — ветер, который может мягко петь среди деревьев, но может вырвать их с корнем. То же произойдет и с Апеллесом! Он это заслужил, и совести Доркион совершенно незачем жалить ее, подобно злобной осе, забравшейся под одежду!
26
Бабки — нижние части ног лошади, находятся над копытами.
Хотелось бы, чтобы месть царя настигла и Кампаспу, эту бессловесную статую, которая околдовала Апеллеса. Доркион даже ни разу не слышала ее голоса! Что нашел в ней Александр, что нашел Апеллес — кроме безжизненно-совершенного мраморного лица и такого же мраморного тела? Интересно знать, как она ведет себя на ложе?.. Покорно принимает любовь, лежит неподвижно? Или визжит и оплетает любовника руками и ногами, вцепляется в него, как Доркион этой ночью вцеплялась в Хэйдеса? Может быть, Кампаспа тоже обучалась в школе гетер и владеет какими-то особыми секретами любовного ремесла?
Однако что-то задерживается Ксетилох, посланный в мастерскую Архия, чтобы забрать готовый свиток… Неужели обнаружил то, что сделал Хэйдес?
И в то самое мгновение, как Доркион об этом подумала, раздались шаги, и на пороге появился Ксетилох.
В руках у него был нарядный ларец со свитком.
— Наконец-то! — воскликнул Александр, и Апеллес неохотно оторвался от созерцания Кампаспы, словно вырванный из блаженного сна.
— Что ты так долго? — буркнул он, принимая из рук Ксетилоха ларец.
— Да простят меня великий царь и господин мой учитель, но я поколотил Хэйдеса.
Доркион схватилась за сердце.
— Опять! — буркнул Апеллес. — И опять из-за Доркион?
— Нет, работа была еще не готова: оказалось, что Хэйдес перепутал листы и все переделывал утром. Архий очень рассердился и побил его палкой, а я добавил.
— Ты усердный посланец! — усмехнулся Александр. — Но давай же скорее свиток, у меня руки от нетерпения дрожат! Я весьма признателен тебе за подарок, Апеллес, — приговаривал он, чуть ли не вырывая ларец у художника, выхватывая свиток и торопливо его разматывая. — Что за чудесные каллиграфы у этого Архия! Каждое слово, написанное ими, словно бы самостоятельно звучит, даже когда на него просто смотришь! — И царь продекламировал, восторженно глядя на развернутый лист: