Школа любви
Шрифт:
Хотя она и переехала из особняка родителей, Элизабет продолжала часто навещать их, главным образом, ради отца, которого обожала. Элизабет работала в его компании. В служебной обстановке они, не сговариваясь, вели себя не как отец и дочь, а подчеркнуто по-деловому, что вызывало уважение всех сотрудников. Так что минимум раз в неделю она бывала в доме родителей, а после встречи с Филиппом они стали приезжать туда вместе.
И мать, и отец одобряли ее выбор, впрочем абсолютно по разным причинам.
— Он подходит тебе, а ты ему, — говорил Элизабет
Отец абсолютно прав. Они с Филиппом зажигались друг от друга. Ни один человек не воодушевлял ее так, как он, у нее словно вырастали крылья.
Мать оценивала Филиппа на свой лад. Она говорила Элизабет — «он неотразим»… Но в этих словах угадывалось что-то скользкое. Элизабет был знаком сценарий: хоть и не так явно, мать всегда несколько заигрывала с ее прежними ухажерами. Возможно, просто не могла совладать со своей натурой.
Все началось, как обычно, с просьбы называть ее Хелен и сопровождалось откровенным взглядом из-под ресниц и улыбкой, которую иначе как зазывной не назовешь. Хелен Тэлманн, надо признать, выглядела очень эффектно. В юности она даже немного снималась в кино и привыкла быть в центре внимания.
Хелен пустила в ход все испытанные средства, чтобы очаровать Филиппа. Фамильярный тон, хотя это являлось не вполне уместным, поцелуи на прощание или при встрече, в которых таилось чуть больше чувства, чем следовало бы, пикантные шуточки… Повода для скандалов, разумеется, не было, но Элизабет все это приводило в ярость. Единственное, спасавшее ситуацию, — шутливое отношение Филиппа к ее матери.
— Боже милостивый! — вырвалось у него однажды. — Когда мы прощались, мне казалось, она меня проглотит!
Элизабет сделала вид, что пропустила реплику мимо ушей, и еле сдержалась, чтобы не спросить, хотелось ли ему быть проглоченным или он притворяется. Филипп сразу почувствовал в ней напряженность.
— Не глупи. Я не виноват, если твоя мать не умеет себя вести. Но, ради бога, Лизи, пусть ничего не тревожит тебя, моя любимая.
У Элизабет не было причин подозревать Филиппа. Зато у нее имелось немало оснований не доверять матери. Хелен не отличалась супружеской верностью, что и являлось поводом для семейных скандалов, в которых она яростно кричала мужу: «Я не принадлежу тебе! Я не твоя вещь!» Хелен вела себя, не считаясь ни с чем, как ей вздумается.
Сначала Элизабет относилась к заигрываниям матери с Филиппом с легким презрением. Да и он говорил, как ему неприятно ее поведение. И на самом деле всячески стремился избегать ее. Но червь сомнения все-таки закрался в душу Элизабет. Филипп вел себя, как обычно, просто, а ей виделись уловки, стремление ввести ее в заблуждение. Это была настоящая пытка!
Однажды в воскресенье они с Филиппом договорились навестить родителей. Стоял теплый солнечный день, Элизабет предложила обеденный стол накрыть в саду. Мать была в отличном расположении духа, смеялась, шутила — явный признак, что опять поссорилась с мужем.
Почувствовав ситуацию, Элизабет оставила ее и Филиппа, а сама поспешила в розарий, где отец в мрачном одиночестве поливал свои любимые цветочные клумбы. Как могла, она его отвлекала от грустных дум. Отчасти ей удалось развеять отцовскую хмурость.
— Хочешь, я принесу сюда чайку, и мы посидим, пока обед не готов.
— Ты прелесть, — растрогался он. — Это то, что мне сейчас нужно.
Элизабет пошла на кухню и включила чайник. Решив все-таки позвать мать и Филиппа, поднялась в гостиную, но там никого не было. Заглянула в холл, крикнула Филиппа. В ответ — тишина.
Куда они могли запропаститься, удивилась Элизабет. Она собиралась вернуться на кухню, подумав, что, может быть, не заметила их в саду, но что-то заставило ее пересечь холл и коридор, в конце которого располагался небольшой кабинет матери.
Через полуоткрытую дверь она увидела, как Хелен, поднявшись на цыпочки, обхватила шею Филиппа, а его руки в страстном объятии крепко прижимают ее к себе.
Элизабет окаменела от ужаса. Кровь стучала в висках, перехватило дыхание, в глазах потемнело. В каком-то забытьи она повернулась и побежала прочь, слезы душили ее.
Когда Филипп и Хелен появились на лужайке, Элизабет сумела оправиться от потрясения. Огромным усилием воли заставила себя казаться беспечной, хотя ее сердце пронзала острая боль, если она смотрела в их сторону.
Ни взглядом, ни намеком Элизабет не показала, свидетельницей чему невольно стала. Ни малейшего признака беды. Как ни в чем не бывало, она угощала всех чаем и улыбалась.
Какая актриса, думала она про себя, чем не достойная своей матери дочь!
— Я познакомила Филиппа с офортами, которые купила пару дней назад на аукционе, — в своей обычной манере щебетала Хелен, обращаясь к дочери и мужу.
Элизабет подняла глаза на Филиппа:
— Тебе понравилось?..
Она дала бы отрубить себе язык, если хоть кто-нибудь почувствовал бы, сколько в нем яду. Ее обуревала внезапно вспыхнувшая, непреодолимая ненависть, по силе сравнимая разве что с недавней любовью.
— Восхитительно. Очень талантливо.
Филипп казался рассеянным, медлил с ответом. Неудивительно, язвительно подумала Элизабет, осторожничает, глаз не поднимает — боится себя выдать, наглец. Но он еще дорого заплатит за это, хотя никогда не узнает, почему предъявлен суровый счет! Она не даст ему понять, что ей все известно.
Элизабет пришлось собрать всю волю и выждать целую неделю, прежде чем сообщить Филиппу о своем решении. Если бы она сделала это сразу, он наверняка бы догадался и о поводе, и о причине. Выяснения отношений в таком случае все равно ни к чему бы не привели. Она сожжет мосты, и точка!
…Они только что поужинали у него, когда Элизабет наконец отважилась нанести удар.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — небрежно бросила она Филиппу.
— Да? Что именно? — поинтересовался он, продолжая регулировать тембр магнитофона, куда поставил кассету с записями знаменитых блюзов.