Школа на горке
Шрифт:
* * *
Муравьев чуть не заплакал, но решил, что это уж совсем ни к чему. Он сказал себе: «Спокойно». Потом он сказал себе: «Будем опираться не на то, чего мы не знаем, а на то, что мы знаем». Потом он еще раз сказал сам себе: «Спокойно».
Но спокойствию не было места в душе Муравьева. Надо было действовать, и немедленно.
«Он живет в деревянном доме на той стороне».
Муравьев пустился через дорогу, но тут, как назло, на светофоре зажегся красный свет, ринулись машины. Муравьев хотел проскочить между машинами, но милиционер свистнул в свисток, который у милиционеров всегда наготове, да еще и погрозил Муравьеву пальцем.
Когда Муравьев оказался на той стороне улицы,
Где же этот деревянный дом? Все дома были белые, новые. Но должен же где-то быть дом, о котором только что говорила кассирша!
А вдруг его за эти дни снесли? Сейчас это быстро: раз бульдозером — и привет. А старик? А старик переехал. Не хотел, а потом захотел. Мало ли, какое настроение бывает.
Муравьев остановился посреди улицы в растерянности. От множества мыслей и предположений он совсем потерял нить своих стройных еще минуту назад рассуждений.
Перед ним стояла будка телефона-автомата. Может быть, позвонить Косте? Или Валерке? Ум хорошо, а два лучше, так говорит Варвара Герасимовна. Правда, Муравьев не всегда с этим согласен. Чаще всего и одного ума вполне достаточно, особенно такого хорошего ума, как у Муравьева. А может быть, все-таки позвонить и посоветоваться? Он нащупал в кармане две монетки, шагнул к автомату и тут увидел женщину с толстой сумкой на боку. Почтальон! Вот кто все знает! Все-таки Муравьев человек везучий.
— Скажите, пожалуйста, где здесь деревянный дом?
— Деревянный? Знаю, как же. Последний остался на весь наш микрорайон. Вон там, за четырнадцатиэтажным. — Она показала, куда идти, и ушла, унося на плече свою сумку с газетами и письмами.
Муравьев наконец увидел этот дом. Деревянный, двухэтажный, старый забор, кусты, скамеечка. Бродят по двору пестрые куры, клюют что-то невидимое. Тот самый дом.
Муравьев постоял у забора, подождал — вдруг хозяин выйдет из дома. Ведь, пока Муравьев пришел сюда, старик наверняка успел вернуться домой из булочной. Может быть, теперь он увидит в окно, что человек стоит у его забора, и хотя бы выглянет. Но никто не выходил и не выглядывал. Тогда Муравьев решился — он вошел в дворик, прошел мимо кур, поднялся по деревянным ступенькам и постучал в дверь. Он постучал очень вежливо, костяшками пальцев. Сейчас старый солдат услышит этот интеллигентный стук, откроет дверь, увидит Муравьева, Муравьев ему, конечно, понравится. Вежливый мальчик из пятого класса, все толково объясняет: зачем пришел, рассказывает про письмо, про музей, в котором теперь будет новый экспонат — фронтовой офицерский планшет, который был на фронте. Конечно, старый солдат обрадуется, что такой симпатичный человек пришел к нему. Сидит он один в своем доме, топит свою печку дровами. Скучно одному, наверное.
Он еще раз постучал, но почему-то никто не открыл. Тогда Муравьев постучал покрепче — кулаком. Он стучал долго, никто не отзывался. Муравьев никак не мог представить себе, что никого нет дома. Все началось так удачно,, так складно. Ведь могло не быть всех этих совпадений. Кассирша могла оказаться неразговорчивой. Могла, в конце концов, рассказать своей знакомой о чем-нибудь другом. Да и старый солдат мог пойти в булочную совсем в другое время. А он пошел именно тогда, когда и Муравьев. И кассирша сказала о нем именно сейчас, и Муравьев не отвлекся, услышал, сообразил — как настоящий разведчик. Он нашел след, отыскал дом. Неужели же после всего этого дом окажется пустым? Этого никак не может быть. Муравьев много раз замечал, что если уж начинает везти, то везет до конца. Наверное, он просто слишком тихо стучит в эту дверь, надо стучать погромче. И Муравьев повернулся к двери спиной и стал молотить по ней пяткой изо всех сил.
Домик молчал.
— Почему ты ломаешь дверь? — спросил прохожий.
Он шел по улице, Муравьев не обратил на него внимания. Седые усы концами вниз, синий пиджак висит, как на вешалке, на худых плечах. Мало ли людей в синих пиджаках ходит по улицам? Но этот человек остановился у забора, поставил на землю ведро с водой.
— Почему ты ломаешь дверь? Кто дал тебе право лупить по двери ногами?
Тогда Муравьев понял, что этот старик из тех въедливых стариков, которые всегда найдут причину сделать человеку замечание. Им не нравится, когда ребята шумят. Они недовольны, когда кто-нибудь гуляет с собакой. Они считают всех детей невоспитанными, грубыми. И про все говорят, что в их время это было не так, а гораздо лучше. Вот, значит, какой это старик. Муравьев сразу разгадал. И, конечно, ему захотелось, чтобы старик скорее прошел мимо со своим ведром. Отдохнул немного, придрался к первому попавшемуся на глаза человеку — Муравьеву, а теперь шел бы своей дорогой.
— Я спрашиваю, почему ты ломаешь дверь чужого дома?
— Ничего я не ломаю. И потом, это же не ваша дверь? Ведь не ваша же?
— А чья, ты знаешь? — Брови старика грозно сошлись вместе.
— Конечно, знаю. Здесь живет один мой знакомый, он ходит в кожаном пальто. Он глухой и всегда просит меня стучать погромче. Даже специально говорит: придешь ко мне в гости, стучи, пожалуйста, ногой, я тебя очень прошу. А вы не знаете, а говорите.
— Ага. Значит, глухой? И именно твой знакомый? Так, так.
Старик смотрел на Муравьева из-под седых бровей, усы шевелились, глаза были почти веселые, так показалось Муравьеву. Он даже подумал, что старик не такой уж приставучий, как сразу показалось. Может быть, он даже добродушный старик. Пойдет сейчас к себе со своим ведром. Но вдруг старик как закричит пронзительным и каким-то тонким голосом:
— А вот я сейчас позову милицию, и там разберутся, кто ты такой! И чей ты знакомый! И кто здесь глухой! Ишь, врать научился с каких лег!
С каких лет пора научиться врать, Муравьев не спросил, а старик не сказал. Муравьев бросился убегать, промчался мимо старика и полетел на предельной скорости по улице. Мелькали освещенные окна больших белых домов, какие-то деревья и люди. Муравьев бежал и слышал за собой топот старика, который, конечно, гнался за ним, чтобы разделаться с Муравьевым. Некогда было даже оглянуться. Муравьеву казалось, что он слышит за своей спиной тяжелое дыхание бегущего старика. Один раз ему даже показалось, что к его плечу протянулась длинная рука, которая хотела его схватить. Но он увернулся и помчался дальше.
Муравьев обернулся только возле своего дома. Никого сзади не было, шли мимо люди, высокий парень сказал:
— Быстро ты бегаешь, молодец. Несешься, как будто за тобой гонятся.
Муравьев ничего не ответил, он тяжело дышал. Парень прошел мимо. Муравьев положил на скамейку сумку, которую все это время держал в руке, сел рядом и стал думать.
Что-то здесь было не так, и Муравьев уже начал догадываться, в чем тут было дело. И, чем больше он догадывался, тем больше ругал себя. Когда он немного подумал, он сказал: «Балда». Когда он еще чуть-чуть подумал, он сказал: «Чучело». А когда он сказал: «Бестолочь», тихий голос спросил:
— Кто?
И Муравьев сначала вздрогнул, а потом радостно засмеялся: рядом с ним, в тени круглого куста, совсем недалеко от его подъезда стояла Катаюмова.
— Один человек, — уклончиво ответил Муравьев.
— Рассказывай, — тихо и властно сказала Катаюмова.
Муравьеву не хотелось рассказывать. Это совсем не входило в его планы. Он хотел до конца дойти сам и сам все узнать, понять и разведать. Так он хотел. Но против Катаюмовой Муравьев устоять не мог. Любому другому человеку он бы сказал: «Не хочу рассказывать и не буду». Любому другому — да, а Катаюмовой — нет. Это прекрасно понимал Муравьев и прекрасно понимала Катаюмова.