Школьная любовь
Шрифт:
– Привет! – слегка задыхаясь, сказал он, с трудом удерживая псину.
– Твой? – спросила я вместо приветствия.
– Угу. Классный, правда?
– Не знаю, – с сомнением протянула я.
– Не любишь собак?
– Не-а.
– Да ладно, Файлик хороший, – горячо возразил он. – Не кусается.
– Угу, все так говорят…
– А ты чего тут одна бродишь? – Ромка благоразумно решил сменить тему.
– Стихи сочиняю.
Я понимала, как по-идиотски это прозвучит, но никакого более логичного объяснения придумать не смогла. Ну а что я тут брожу, в самом
– Что?
– Мне поручили написать стихи для праздничной стенгазеты в честь юбилея школы, – пояснила я.
– Какого юбилея?
– Еще один, – вздохнула я и поведала новость про неизвестно откуда свалившийся праздник.
– Ты занимаешься в театральной студии? – недоверчиво переспросил он.
– Угу, – подтвердила я, уже жалея, что упомянула об этом факте своей биографии.
– Здорово! Когда выступать будете?
– На этом самом юбилее.
– Обязательно приду, – пообещал он.
– Попробовал бы ты не прийти, – усмехнулась я.
– А что, это обязаловка?
– Ну ты ж хотел посмотреть мое выступление!
– А, точно! Придется прийти, – развел руками он.
Мы оба старательно делали вид, что ничего не случилось, не было ни столовой, ни Смирнова, ни директора, и я боялась сказать лишнее, чтобы снова не рассориться.
– Ром, – осторожно позвала я, – а помнишь…
– Насть! – раздался громкий Лешкин голос.
Ой, сколько времени?
– Тебя, – заметил Ромка, видя, что я не спешу откликаться.
– Да, – крикнула в ответ я.
Лешка появился на дорожке, окинул нас внимательным взглядом и сказал:
– Меня мама послала тебя искать.
– А чего меня искать, я что, куда-то пропала? – с вызовом поинтересовалась я.
– Вот сама ей и объясни!
– Ладно, пойду, – с сожалением бросила я Ромке. – Пока.
– А стихи? – вдруг спохватился он.
– Потом, – отмахнулась я.
– Что за стихи? – подозрительно поинтересовался Леха, когда мы уже шли к дому.
– Пушкина, – мрачно ответила я. – Праздничные описания природы в романе «В нашей школе юбилей».
Ох и выступила я на следующей астрономии! Все про этот Меркурий рассказала. И меня даже слушали! Вот что значит действительно интересное рассказывать, а не просто по учебнику шпарить.
Но физик, однако, не угомонился, даже когда я все рассказала, и ехидненько так предложил:
– А теперь, Настя, нарисуй нам схему обращения Меркурия вокруг Солнца.
Наверное, думал, что я не знаю! А я картиночку эту прекрасно запомнила – она в Лешкиной энциклопедии была, кстати, а вовсе не в физиковой книжке! – и добросовестно воспроизвела на доске: в центре солнышко, а по орбите Меркурий циркулирует. В этой точке такое положение, в этой – этакое. Тут вечное лето, тут вечная зима. Красота!
За моей спиной послышалось какое-то подозрительное хихиканье. Я повернулась и увидела, что Светка с Ольгой согнулись пополам и чуть ли не лежат на парте от смеха, а Ирка
Физик в рисунке тоже никаких странностей не отметил, похвалил, сказал, что «пять», и отпустил садиться. Вполне довольная собой, я вернулась на место. Ой, с доски-то я не стерла! Присмотревшись к своим художествам, я фыркнула. Глянула еще раз и уткнулась носом в рукав, еле сдерживая рвущийся смех: посередине доски светило маленькое солнце с кривыми лучиками, а вокруг него летала огромная кособокая планета Меркурий во всех своих положениях на орбите…
Рисовать я никогда толком не умела. Помнится, как-то в младших классах задали нам нарисовать осенние листья. Постаралась я от души, листья у меня получились ярко-красные и ярко-желтые, а черенки и прожилки коричневые. На следующем уроке учительница продемонстрировала листок с моими художествами и громко вопросила:
– А это что за земляные червяки? – тыча пальцем в толстые коричневые прожилки на мои рисунке.
Потом, правда, мы никаких листьев уже не рисовали, ни осенних, ни весенних, все больше вазы да натюрморты. Помнится, задали нам нарисовать натюрморт и не дали никакой натуры. Вот просто рисуй по памяти что хочешь, и все! Я рисовала кастрюлю и примкнувшие к ней овощи.
А вот Серега Сараев, который, кстати, потом куда-то из нашего класса делся, создал высокохудожественное произведение с бутылкой на заднем плане и рыбьим скелетом на переднем. Рисовал Серега хорошо, так что с художественной точки зрения придраться в рисунке было не к чему. Заметив нездоровое оживление в нашем углу, учительница подошла, посмотрела в альбом Сараева и как раз застала момент, когда он старательно выводил на бутылочной этикетке окончание «ейн». Она помолчала, а потом придушенным голосом проговорила:
– Я бы попросила без надписей!
Эта история стала классикой школьного фольклора и до сих пор пересказывалась из поколения в поколение.
– … так что, к сожалению, больше мы докладов слушать не будем, – донесся голос Жака, вторгаясь в мои ностальгические воспоминания.
Похоже, я пропустила что-то важное! Надо бы послушать, что там физик вещает, вдруг полезное.
– Времени на астрономию выделено очень мало, а успеть надо много. Так что на следующем уроке мы с вами пишем контрольную. И сегодня нам надо освоить параграфы с пятнадцатого по двадцать пятый.
Ирка, которой я так и не успела передать книжку, радостно сказала:
– Круто! – но, покосившись на меня, замолчала.
А я не расстроилась. Ну и пусть. Неизвестно еще, что там за контрольная. А так пятерочка у меня уже есть!
После урока ко мне подошел Орещенко:
– Отличный доклад! И рисунок такой хороший…
– Ты теперь будешь хвалить за каждый ответ у доски? – прищурилась я.
А вечером занятие театральной студии посетила сама Светлана Юрьевна – прослушать с горем пополам дописанный мною шедевр «В нашей школе юбилей».