Школьные-прикольные истории
Шрифт:
В. Драгунский
Что любит Мишка
Один раз мы с Мишкой вошли в зал, где у нас бывают уроки пения. Борис Сергеевич сидел за своим роялем и что-то играл потихоньку. Мы с Мишкой сели на подоконник и не стали ему мешать, да он нас и не заметил вовсе, а продолжал себе играть, и из-под пальцев у него очень быстро выскакивали разные звуки, они разбрызгивались, и получалось что-то очень приветливое и радостное. Мне очень понравилось, и я бы мог долго так сидеть и слушать, но Борис Сергеевич скоро перестал играть. Он закрыл крышку
– О! Какие люди! Сидят, как два воробья на веточке! Ну так что скажете?
Я спросил:
– Это вы что играли, Борис Сергеевич?..
Он ответил:
– Это Шопен. Я его очень люблю.
Я сказал:
– Конечно, раз вы учитель пения, вот вы и любите разные песенки.
Он сказал:
– Это не песенка. Хотя я и песенки люблю, но это не песенка. То, что я играл, называется гораздо большим словом, чем просто «песенка».
Я сказал:
– Каким же? Словом-то?
Он серьезно и ясно ответил:
– Му-зы-ка. Шопен великий композитор, он сочинял чудесную музыку. А я люблю музыку больше всего на свете.
Он посмотрел на меня внимательно и сказал:
– Ну, а ты что любишь? Больше всего на свете?
Я ответил:
– Я много чего люблю.
И я рассказал ему, что я люблю. И про собаку, и про строганье, и про слонёнка, и про красных кавалеристов, и про маленькую лань на розовых копытцах, и про древних воинов, про прохладные звёзды, и про лошадиные лица, всё, всё…
Он выслушал меня внимательно, у него было задумчивое лицо, когда он слушал, а потом он сказал:
– Ишь! А я и не знал. Честно говоря, ты ведь ещё маленький, ты не обижайся, – а смотри-ка, любишь как много! Целый мир!
Тут в наш разговор вмешался Мишка. Он надулся и сказал:
– А я ещё больше Дениски люблю разных разностей! Подумаешь!!!
Борис Сергеевич рассмеялся:
– Очень интересно! Ну-ка, поведай тайну своей души. Теперь твоя очередь, принимай эстафету. Итак, начинай! Что же ты любишь?
Мишка поёрзал на подоконнике, потом откашлялся и сказал:
– Я люблю булки, плюшки, батоны и кекс! Я люблю хлеб, торт, и пирожные, и пряники, хоть тульские, хоть медовые, хоть глазурованные. Сушки люблю тоже, и баранки, бублики, пирожки с мясом, повидлом, капустой и с рисом. Я горячо люблю пельмени, и особенно ватрушки, если они свежие, но чёрствые тоже ничего. Можно овсяное печенье и ванильные сухари.
А ещё я люблю кильки, сайру, судака в маринаде, бычки в томате, частик в собственном соку, икру баклажанную, кабачки ломтиками и жареную картошку. Варёную колбасу люблю прямо безумно, если «Докторская» – на спор, что съем целое кило! И «Столовую» люблю, и «Чайную», и зельц, и копчёную, и полукопчёную, сырокопчёную! Это вообще я люблю больше всех. Очень люблю макароны с маслом, вермишель с маслом, рожки с маслом, сыр с дырочками и без дырочек, с красной корочкой или с белой – всё равно.
Люблю вареники с творогом, творог солёный, сладкий, кислый; люблю яблоки, тёртые с сахаром, а то яблоки одни самостоятельно, а если яблоки очищенные, то люблю сначала съесть яблочко, а уж потом на закуску – кожуру!
Люблю
Мишка обвёл глазами потолок и перевёл дыхание. Видно, он уже здорово устал. Но Борис Сергеевич пристально смотрел на него, и Мишка поехал дальше. Он бормотал:
– Крыжовник, морковку, кету, горбушу, репу, борщ, пельмени, хотя пельмени я уже говорил, бульон, бананы, хурму, компот, сосиски, вареники, колбасу, хотя колбасу я уже тоже говорил…
Мишка выдохся и замолчал. По его глазам было видно, что он ждёт, когда Борис Сергеевич его похвалит. Но тот смотрел на Мишку немножко недовольно и даже как будто строго. Он тоже словно ждал чего-то от Мишки, что, мол, Миша ещё скажет. Но Мишка молчал. У них получилось, что они оба друг от друга чего-то ждали и молчали. Первый не выдержал Борис Сергеевич:
– Что ж, Миша, – сказал он, – ты многое любишь, спору нет. Но всё, что ты любишь, оно какое-то одинаковое, чересчур съедобное, что ли. Получается, что ты любишь целый продуктовый магазин, и только… А люди? Кого ты любишь? Или из животных?
Тут Мишка весь встрепенулся и покраснел:
– Ой! – сказал он смущённо. – Чуть не забыл: ещё – котят! И бабушку!
В. Голявкин
Как мы в трубу лазали
Большущая труба валялась на дворе, и мы на неё с Вовкой сели. Мы посидели на этой трубе, а потом я сказал:
– Давай-ка в трубу полезем. В один конец влезем, а выйдем с другого. Кто быстрей вылезет.
Вовка сказал:
– А вдруг мы там задохнёмся.
– В трубе два окошка, сказал я, как в комнате. Ты же в комнате дышишь?
Вовка сказал:
– Какая же это комната. Раз это труба. – Он всегда спорит.
Я полез первым, а Вовка считал. Он досчитал до тринадцати, когда я вылез.
– А ну-ка я, – сказал Вовка.
Он полез в трубу, а я считал. Я досчитал до шестнадцати.
– Ты быстро считаешь, – сказал он, – а ну-ка ещё! И он снова полез в трубу.
Я сосчитал до пятнадцати.
– Совсем там не душно, – сказал он, – там очень прохладно.
Потом к нам подошёл Петька Ящиков.
– А мы, – говорю, – в трубу лазаем! Я на счёте тринадцать вылез, а он на пятнадцати.
– А ну-ка я, – сказал Петя.