Школьный хулиган
Шрифт:
– Они погибли, мой отец был мне опорой, как ты не понимаешь Катя?
– кричал Владимир Степанович.
– Я всё прекрасно понимаю, но жизнь не стоит на месте Вова, прошло уже полгода, сколько можно держать траур? Ты никуда не ходишь, закрылся ото всех, я тебя не понимаю, - устало говорила мама.
"О чём они говорят?
– Не понимал мальчик, - дед ведь на море, так дядя сказал!"
Женя ни о чём не подозревал, ему сказали, что бабушка и дедушка скоро
– Для меня Катюша - это траур на всю жизнь, мои мать и отец умерли, да кому я пытаюсь доказать, Боже, - ударил он об стол кулаком, Женька тихонько стоявший под дверью вздрогнул.
– Не делай из меня монстра, всё наладится, - попыталась успокоить его жена.
– Всё разговор окончен!
– Нет, не окончен, - не дала уйти Владимиру Степановичу Катерина, - я хочу знать, какого чёрта ты так строг с Женей? Он ребёнок! Ты ломаешь его, тебе не кажется? Вова наш сын не виноват в трагедии.
Отец действительно последние полгода жизни, что и делал, постоянно попрекал Женьку, тот терпел, отважно, молчал, и только иногда позволял себе вольность.
"Папа меня не любит?" - глаза мальчика покраснели и наполнились слезами.
– Не виноват?
– пуще прежнего вызверился Бекетов, - он был там, они умерли, а он остался жив. Отец закрыл его собой, мой отец Кать, - послышался удар.
Напуганный ребёнок выбежал из укрытия и оказался перед мамой и папой. Женя испугался ещё больше, когда увидел обессиленного отца стоявшего на коленях. Ударом было его падение.
– Сыночек ты, что тут делаешь?
– глаза Катерины округлились, и она подбежала к нему, обняла.
– Пошли в комнату, я тебе твой любимый шоколад купила.
– Мама, - детский голосок дрожал, по щекам катились крупные слезинки, - дедушка и бабушка умерли из-за меня да?
Женщина присела на корточки рядом с сыном и крепко прижала к себе, приговаривая:
– Не смей так думать. Ты не виноват малыш, твой отец не знает, о чём говорит, он просто в отчаянии пойми его.
Владимир Степанович поднялся с колен и молча прошёл мимо сына и жены, в коридоре послышался стук двери, он ушёл.
– Прости мамочка, я не хотел, - рыдал мальчик, - я собирался стать настоящим мужчиной, я не хотел.
Он всё твердил и твердил одно и то же, не останавливаясь. Катерине пришлось нанимать психотерапевта, чтобы тот помог её сыну, и постепенно Жене становилось лучше. Все так думали, по крайней мере, никто и подумать не мог, что мальчишка пойдёт на кладбище на могилу к деду и бабушке и поклянётся стать настоящим мужчиной, каким видел его в будущем Степан Григорьевич.
– Привет деда, привет баба, - говорил он в тишину, не плача, спокойно без эмоций, - я слышал как папа говорил, что я во всём виноват. И раз вы тут он прав.
– Он прав, - кивнул сам себе стоя напротив памятника, на котором были изображены дед и бабушка, - я во всём виноват. Обещал тебе, и не выполнил. Я не надёжный. Думал, что смогу дед, но не смог, она меня никогда не простит, я натворил такое, даже стыдно сказать. Так себе из меня вышел настоящий мужчина.
Я засмеялся, горько. На глазах появились слезы, которые с девяти лет я держал в себе. Рядом с родными не смог удержаться.
– Ты верил в меня, а я идиот, - присел на лавочку, стоявшую рядом с могилой. Рука сама потянулась стереть слезы.
В кармане кожаной чёрной куртки зашуршало, я улыбнулся широко и уже более радостно. Достал помятый и пожелтевший за десять лет лист бумаги.
– Смотри дедуль, твой непутёвый внук всё записал, - раскрыл я бумажку и увидел несколько пунктов продиктованные им, заголовок гласил "стать лучшим для деда".
– Я зачитаю окей? Ты, наверное, забыл, не двадцать лет уже, - улыбнулся я памятнику, и показалось на миг, что они мне тоже, - "стать умным, слава богу, учиться для этого необязательно", - ты бы мне за такие слова подзатыльник вдарил. "Стать сильным, но не властным как папа", - это правильно, отец совсем за годы ополоумел. "Дед сказал что сила и смелость почти одинаковые, так что с этими пунктами проблем не будет точно" - да я смелый, и сильный, прям как ты.
– Провёл я рукой по фотографии дедушки в форме.
– "Стать оптимистичным, мне кажется у Стасона лучше с юмором, но я попробую, не проигрывать ему, я его даже в стрелялках обыгрываю", - и всё ещё! "Стать лидером, но это муть какая-то, эх была, не была" - получилось ли? "Держать слово, я вчера обманул соседку что приду помочь подмести порог, дед узнает по шее настучит, исправлюсь" - я всё ещё стараюсь быть лучше чем есть. И последнее, что тут, а ну да, моё любимое, то в чём я полный профан, - "Стать самым надёжным защитником семьи, друзей и кого-нибудь ещё не помню, что там деда говорил. Думаю равных мне в надежности не будет. Мои солдатики не жалуются, я всегда побеждаю".
Достал из куртки зажигалку и поднёс к ней листок. Сжигать то, что связывало меня с дедом, оказалось делом не простым. Словно через этот листик мы всё ещё можем быть рядом, говорить, смеяться, порой ругаться и даже дурачиться.
– Ну что дед как мне поступить? Дай знак!
Скорее всего, я сошёл с ума, разговариваю сам с собой, грущу, рыдаю как девчонка. Внезапно поднялся ветер, его быть не должно, я специально перед входом смотрел погоду. Огонь, горящий из зажигалки, тронул лист бумаги, и неожиданно для себя я улыбнулся.