Школония
Шрифт:
Безусловно, все эти ребята были беспризорными. Бездомными, никому не нужными. Люди воротят от таких носы, как от прокаженных. Показывают на них издалека пальцем и говорят своим отпрыскам: «Не подходи к ним, они заразные!».
– А вот и наш глава, – сказал Рома, остановившись возле одного из сравнительно больших столиков, за которым сидели мальчики примерно от девяти до четырнадцати лет.
Я внимательнее присмотрелся к ним. Неужели самый главный – это такой же ребенок, как и все они?
– Рад познакомиться, – сказал один из них,
Так вот он какой, глава.
– Меня зовут Сережа, – продолжил он, улыбаясь.
Сережа был довольно высок и мускулист для своих лет, что было заметно даже через свитер. Блестящие хитрые глаза смотрели исподлобья, и это не вызвало бы во мне особых эмоций, если бы не ехидная улыбка. Она заставила меня сглотнуть и ощутить жар. Он смотрел на меня, как зверь, решивший поиграться со своей жертвой, прежде чем ее слопать. Явно не тот мальчик из комнаты. В голосе нет завораживающего задора.
София заметила мой смущенный взгляд. Она наклонилась и сказала кому-то под столом:
– Ну же, вылезай уже оттуда.
Стол вздрогнул, когда кто-то снизу ударился об него головой. Сережа, как и все остальные, залился хохотом, и к нему присоединился еще один. Сердце мое вздрогнуло. Это был он.
– Сейчас-сейчас, – услышали мы из-под стола набирающий обороты смех.
Прямо передо мной постепенно – сначала ноги, затем туловище и, наконец, голова – возник невысокий мальчик. Но мальчиком его назвать было сложно. Скорее он был в том возрасте, когда мальчишка превращается в парня, да и ломающийся голос был тому лишним доказательством.
Под продолжающиеся смешки он демонстративно отряхнул свои штаны, серое пальто чуть выше колен, поправил воротник и выпрямился, глядя мне в глаза и криво улыбаясь.
– Смотрю, ты немного посвежел, – сказал он. – По крайней мере, не выглядишь таким запуганным.
Этот парень был шатеном, с зачесанной направо челкой. Лицо у него было овальной формы, губы тонкие и бледные, нос прямой, щеки мягкие, с румянцем. Яркие голубо-синие глаза обрамляли длинные ресницы и густые брови. С такой внешностью прямая дорога в кино.
– Это и есть наш глава, – объяснил Сережа и обратился к нему: – Ну же, представься.
Мой спаситель снова улыбнулся и протянул мне ладонь для рукопожатия:
– Данил.
Я с удовольствием пожал руку.
– А его?.. – только начал Сережа, но напряженные взгляды Софии и Ромы его прервали. – Простите.
Данил сел на свободный стул и обратился ко мне:
– Ты прям-таки герой – выжил после ШМИТ и отделался в основном испугом. Но теперь ты у нас и мы ничего о тебе не знаем. Кроме того, что ты не можешь ходить и говорить…
– Данил! – прервала его София, уловив в его голосе нотки равнодушия.
– А еще, – продолжил он, – мы не знаем, сколько тебе лет и, главное, как тебя зовут.
Я сглотнул, чувствуя напряжение в его голосе. От Данила исходила аура таинственности. Она притягивала и отталкивала одновременно. И в тот момент мне больше хотелось оттолкнуться.
– Давай начнем с чистого листа, – неожиданно оптимистично сказал он. – Меня зовут Данил, мне будет тринадцать на днях. Если быть точнее, то двенадцатого октября. Сегодня, хочу напомнить вам, ребята, десятое. Как тебя зовут? Как нам понять, кто ты, откуда и как вернуть тебя домой? Мы бы тебя оставили, но лишние рты нам не нужны…
– Данил! – прервала его София. – Ты можешь его обидеть.
– Да, точно, – присоединился Рома, – меня бы такое расстроило.
– Я прямолинеен, ничего не могу с собой поделать. Вы ведь и сами понимаете, что будет не очень хорошо, если он останется. Место для ночлега мы ему найдем, а еду? К тому же, – Данил смотрел на меня пристально, словно думая, как сделать больнее, – он инвалид. Ничего не будет давать. Только забирать. Значит, никакой пользы нам не принесет. В то же время мы не можем его вернуть, потому что просто не знаем, куда.
Я понимал его правоту. Абсолютно во всем. Но все-таки… обидно слышать эти слова от того, кто тебя спас. Зачем же ты сделал это, если от меня только вред? В горле уже пересохло от обиды, глаза защипало от подступающих слез.
Теперь они все смотрели на меня с жалостью, наверное, думая: «Ах, какой бедненький мальчик!»
Неужели нельзя хоть раз отнестись ко мне как к обычному человеку? Ну если не дано мне с рождения то, что есть у вас, может, так и должно быть?
Но тут я вспомнил, как главарь ШМИТ издевался надо мной. Вспомнил ужас и счастье от боли, которую он мне нанес.
В моих ногах есть жизнь. Они словно бы медленно оживают – не могут двинуться, поставить меня или сделать хотя бы шаг, но оживают.
Я не прекращу получать жалостливые или презрительные взгляды, пока не стану таким, как они.
– Отведите… отвезите его обратно в комнату, – сказал главный, – завтра разберемся, что с ним делать.
Данил внимательно следил за мной взглядом из-под уставших полузакрытых глаз, словно хотел разобрать меня на крупицы и проанализировать каждую. Даже возле выхода из столовой я чувствовал, что он еще смотрит на меня. Буквально дышит мне в спину.
Глава 4
Утром за закрытой дверью я слышал нескончаемый топот ног и неразборчивый гомон.
Спалось не очень. Нет, кровать оказалась довольно удобной, несмотря на то что родом была, наверное, из 70-х или 80-х. Не спалось мне не из-за нее: я прокручивал в голове слова Данила, пока не начало светать, и лишь потом уснул. И то – из-за усталости, а не потому, что сам захотел.
Каждый раз, когда рядом слышался топот ног, мне казалось, что вот-вот кто-то ворвется в комнату и заставить встать, а мне этого так не хотелось. Тело отяжелело после вчерашних потрясений, голова толком не работала. К тому же хотелось как можно дольше оттянуть момент, когда Данил с милой ухмылочкой на лице начнет «вершить» мою судьбу.