Шкурка бабочки
Шрифт:
Если бы она была моей дочерью, она бы не провела свое детство, читая «СПИД-инфо»: ведь и расставшись с девственностью, я по-прежнему считала эту газету чудовищной пошлостью и гадостью, да, честно говоря, и сейчас так считаю. Если бы Ксюша была моей дочерью, я бы не давала ей читать всякую мерзость, зато научила бы любить стихи.
Мама всегда любила стихи, да и сейчас любит. Интеллигентная ленинградская семья, папа – бывший военный, мама – преподаватель немецкого. Папа всегда посмеивался над ней, говорил, что лучше бы научилась готовить, чем спрягать немецкие глаголы. Папа умер три года назад, а мама… мама в Питере,
Понимаешь, говорит Оля, он же единственная семья, которая у меня есть. Папа умер, мама в Питере, и, честно говоря, я не знаю, о чем с ней разговаривать. Она все выспрашивает меня, не собираюсь ли я завести ребеночка, тем более теперь, когда у меня есть квартира в Москве. Будто я могу завести ребеночка от квартиры. Скажем, от электрического провода или телефонного шнура.
Оля видит, как при этих словах Ксюша улыбается и ее темные глаза становятся еще темнее, будто внутри открывается тоннель, куда проваливаются Олины слова, чтобы превратиться в образы или воспоминания, так же, как нули и единицы превращаются в картинки или буквы. Оля предпочитает не знать, что лежит на дне этих колодцев, какие еще применения для телефонного шнура или электрического провода знает ее подруга, и поэтому еще раз повторяет: «Понимаешь, он – моя единственная семья».
Ксюша дрожащей рукой наливает себе зеленый чай, делает торопливый глоток, словно у нее пересохло в горле, и голосом гулким, словно кричишь в колодец, говорит:
– Просто не надо позволять с собой так обращаться.
– Он мой брат, – говорит Оля, – он всегда обращался со мной так, ты же знаешь, с самого детства.
– Это потому, что ты не мазохистка, – говорит Ксюша. – Если бы раз в неделю ты позволила себя связать и выпороть тем же самым телефонным шнуром, то оставшиеся шесть дней ты бы никому не давала вытирать о себя ноги.
Интересно, думает Оля, когда она говорит вытирать о себя ноги, она в самом деле имеет это в виду? На секунду она представляет обнаженную Ксюшу, лежащую на спине, и чей-то ботинок, вытирающий подметку о напряженные соски. Вот же мерзость, прости господи, содрогается Оля и тоже отпивает зеленого чая, словно у нее пересохло в горле. Она боится боли, она любит Ксюшу, и ей неприятно думать, что кто-то может сделать Ксюше больно.
Шесть дней, говорит Ксюша, но Оля тут же пересчитывает в часы, потому что порка, пусть даже самая долгая и разнообразная, это всего несколько часов, три, пускай пять. И, значит, мы должны вычесть эти пять часов из 24 на 7.
Двадцать четыре на семь, объясняла мне Ксюша когда-то, это тип контракта. Когда субмиссивный партнер, условно говоря – «саб», «раб», предоставляет себя в распоряжение доминантного партнера (условно говоря, «хозяина», «Господина») на 24 часа в день 7 дней в неделю. Таких контрактов мне не приходилось составлять, потому что моя специальность, хоть и связана с цифрами, находится там, где финансы встречают Интернет, а вовсе не там, где боль встречает наслаждение. И из той точки, где нахожусь я, эту вторую точку, где время от времени оказывается Ксюша, мне совсем не видно, да, честно говоря, мне страшно смотреть в ту сторону, страшно и неприятно.
Интересно, думает Оля, затягиваясь сигаретой из длинного мундштука, если бы Ксюша была моей дочерью, она могла бы учить меня жизни так, как она это делает сейчас? Уговаривать меня ходить с ней вместе танцевать буги-вуги в клуб на Кропоткинской? Могла бы объяснять мне какие-то вещи про секс, которые я не понимаю до сих пор, хотя старше на двенадцать лет? Но если перевести прожитые годы в мужчин, которые были у нас, боюсь, мое число окажется меньше. Так что, выходит, скорее я – Ксюшина дочь, если считать возраст по прожитым мужчинам, хотя мы никогда не проводили таких подсчетов. Чего считать, и так известно: Оля – невинная овечка, едва-едва лишившаяся девственности, а Ксюша – опытная женщина, кладезь премудрости, колодец порока.
Так что, выходит, хорошо, что Ксюша не ее дочь, хотя и не ясно, откуда бы у нее взяться другой дочери, ведь нельзя завести ребенка от собственной квартиры, даже если это квартира на метро «Университет», кредит за которую надо будет отдавать еще восемь лет. Восемь лет, вот так проходит время жизни, проходит время.
Через восемь лет у Ксюши тоже будет своя квартира, будет свой бизнес или просто хорошая работа. Маленькая взлохмаченная черная пешка, которая станет королевой на восьмой горизонтали.
Приносят счет, который Оля автоматически проверяет, хотя знает, что здесь не ошибаются. И только тогда Ксюша говорит:
– Знаешь, я хотела тебя попросить посчитать одну штуку. – Вынимает из сумки прозрачную папочку, протягивает Оле.
– Посчитать – это с радостью, – говорит Оля, – цифры – моя специальность, ты же знаешь. А что это такое, Ксюша? Информационный сайт?
– Спецпроект, – говорит Ксюша, – дополнение к нашему «Вечеру».
Вот и хорошо, говорит себе Оля, вот теперь можно и напомнить. Но только не сразу, возьми сначала папочку, посмотри, что там внутри.
– Политика? – спрашивает она. – Выборы?
Мы делаем мнимый мир, говорит себе Оля, мнимый мир из чисел, проводов и люминофора мониторов. Политика, выборы, русский Интернет, баннеропоказы, клики и траффик. Мнимый мир, ненастоящая жизнь.
– Нет, – отвечает Ксюша и качает головой так, что пряди волос колышутся у висков. – Нет, – отвечает она, – не политика, скорее, криминал. Я хочу сделать спецпроект про московского маньяка – мне кажется, это куда важнее, чем любые выборы.
Куда важнее, чем любые выборы, да, Ксюша так в самом деле думает, Оля об этом знает. Не жалуйся на мнимость твоего мира, сказала ей Ксюша когда-то, ты уверена, что хочешь увидеть настоящий? Я знаю способ, много раз тебе советовала. Боль не знает лжи.
Прозрачная папка лежит между ними на низком столике.
– Я завтра сделаю, хорошо? – говорит Оля, но не протягивает руки.
Ксюша кивает, и тогда Оля говорит:
– Послушай, помнишь, я просила узнать про одного человека…
– Конечно, – отвечает Ксюша, – конечно. Я смотрела в Сети, Гуглем поискала – про него ничего нет.
Гуглем, думает Оля, я и сама поискала. Цифры – моя специальность, а Гугль – лучшая поисковая машина в Сети, но все равно – он может найти только то, что есть в Интернете. А Тот Человек – он конспирируется, фамилия его не попадает в газеты и не упоминается на «Компромат.ру».