Шляпколовы. У тебя есть друзья (повести)
Шрифт:
В дверь постучали. В комнату вошел запыхавшийся Костя Дереза. Это Кротов рекомендовал его в народную дружину. На бледных щеках Кости горел румянец, каштановые волосы были в беспорядке.
— Упустил! Смекалки не хватило! — с гневом крикнул он.
— Кого упустил? Расскажи толком.
— Понимаете, шла женщина. К ней подошел парень лет двадцати, взял под руку, шепнул: «Не шуми, а то кровь пущу» — снял с ее руки золотые часы и преспокойно ушел. Тогда только она закричала. Я близко был, парня того приметил, еще подумал: «Такой молодой, а под руку, с солидной дамой». Как только я услышал ее крик, сейчас же за ним припустился, На углу Пушкинской догнал. «Постойте, гражданин», — говорю. И напрасно это сказал. Он, видно, все понял — рванул по Пушкинской. Забежал в городскую кассу. Я за ним. Тут откуда-то старшина Мыкытенко взялся. Обшарили мы все помещения. Там, как на грех, уезжающих полным полно, — Костя отчаянно махнул рукой. — Не нашли, исчез!
— Да, досада, — сказал Кротов. — Но унывать не надо. В нашем деле уныние горше болезни, браток. — Младший лейтенант помолчал, а потом, взглянув на огорченное лицо юноши, принял бодрый вид и ни с того, ни с сего предложил: — Порасскажи, — как учеба?
— Ничего учеба, Иван Игоревич. Лабораторные занятия интересные.
— Товарищей завел?
— Ребята у нас в группе хорошие. А чтоб дружить, — пока еще ни с кем не подружился.
— Где разместился, живешь где, в общежитии? — заботливо спросил Кротов.
— Живу у тетки. Ко мне относится — лучше не надо.
— Ну, добре, Костя. Пойдем, я тебя немного провожу. Мне на Тимофеевскую нужно.
Они вышли из дома, миновали площадь с увядающими клумбами и направились по шумной прямой улице. Их обогнал трамвай. На ступеньке висели два мальчугана. Один из них, постарше, вдруг сбил с головы другого шапку. Тот спрыгнул за ней на асфальт. Раздался гудок автомобиля, взвизгнули тормоза, истерично закричала женщина.
Костя рванулся вслед за трамваем, крикнул на ходу Кротову:
— Догоню его на остановке!
«Горячий парнишка, сердце чистое», — подумал о Косте младший лейтенант.
В ТИХОМ СЕМЕЙСТВЕ
— С нашим Витенькой что-то неладно. Уж не заболел ли? — встревоженно говорила высокая, пышная женщина, обращаясь к мужу, сидящему за столом с газетой в руках. — Он только с прогулки пришел, а мое материнское сердце почуяло — неладно. Съежился весь, глаз не подымает. И сразу к себе — в детскую. Я заглянула в щелку. Он лежит на диване, губы стиснул и в потолок смотрит.
— Н-да, странно, — сказал мужчина, не отрывая глаз от газеты.
— Ты слушаешь, когда я говорю, или нет! — закричала пышная женщина.
— Я слушаю, — ответил мужчина и бросил на нее отсутствующий взгляд. — Ты рассказывай.
— Да что тебе рассказывать? Разве ты своими детьми интересуешься? И я, и они тебе безразличны. Тебе лишь бы Леонтий Макарович да Карп Леонтьевич были здоровы, да шахматы не ломались, да пивная на Красноармейской была открыта — больше ничего не нужно. Истукан!
В это время в столовую вошел юноша в синем свитере с оленями. Его черные глаза-угольки с явным пренебрежением остановились на родителях.
— Опять? — кивнув в их сторону, спросил он у домашней работницы. — Ну, сейчас пойдет: «Для кого я жизнь погубила?..» Правда, весело у нас, Люба?
Спор неожиданно прекратил тринадцатилетний мальчик, пухлый, с висячим двойным подбородком. Он распахнул дверь детской комнаты и крикнул, чуть не плача:
— Мама! Папа! Давайте обедать!
— Не называй его папой, Витенька. Это же бездушное животное! — прогудела женщина.
— Первое остывает, — примирительно сказал мужчина. — Примемся за еду, моя кисонька. Довольно говорить друг другу гадости.
Он первым подал пример: налил из графина вина и наколол на вилку кусок огурца.
Юноша в синем свитере решительно подошел к столу, сел и придвинул к себе тарелку с супом.
Обед прошел в молчании. Так же молча супруг удалился в свой кабинет. Жена продолжала сидеть за столом, меланхолическим взглядом следя за домашней работницей Любой, убиравшей посуду. Мальчики ушли в свою комнату.
Спустя несколько минут из детской послышался сначала стук, затем отчаянный крик: «Мама!» — и в столовую влетел Витя с трясущимися щеками.
— Мама, мамочка, мамуся! Я с тобой, мне страшно! — вопил он, оглядываясь назад.
— Что случилось, Витенька? Что с тобой? Сергей обидел? Я его сейчас…
— Мне показалось… кто-то за окном. Мне страшно! — всхлипывал мальчик.
— Я с тобой, маленький, успокойся! — Мать стала целовать Витю в лоб, в глаза, в щеки. Она вынула из глубин своего халата носовой платок, на котором красовался разноцветный попугай, и вытерла сыну слезы. — Ну, вот и всё. Теперь давай я сама отведу тебя в детскую и мы посмотрим за окно. Увидишь, там никого нет.
— Не пойду! Буду весь день с тобой! И спать буду с тобой! Пусть перенесут мою кровать! — выкрикивал сквозь слезы мальчик.
— Но, Витенька…
— Сказал: не пойду, и не пойду! Не хочу туда! Бесчувственное животное! — топал он об пол ногой.
— Откуда ты набрался таких слов?
— Я буду спать с тобой! — твердил свое мальчик.
— Ну, хорошо. Чего ты боишься?
Она прошла в детскую. Старший сын Сергей поспешно спрятал под подушку какую-то коробку.
— Почему плачет Витенька? — гневно вскрикнула мать.
— А я знаю? Он же твой любимчик, ты и должна знать; у меня своих дел хватает.
— Как с материю разговариваешь? — возмутилась она и, подойдя ближе к кровати, взялась за подушку. — Что это ты там прячешь?
— Ничего. Крючки.
— Сейчас же покажи!
— Но я же сказал. Ты что, мне не веришь?
— Ты вечно лжешь, Сергей! Я тебя знаю.
Юноша ничего не ответил матери. Он протянул ей коробку и отвернулся.
Она быстро открыла коробку. В ней лежало несколько рыболовных крючков.