Сходняк
Шрифт:
А потом подпольный монетный двор накрыли. Старика Гамзата от вышки спасло только одно — что он печатал не советские рубли, а американские грины.
Его отправили отдыхать на Колыму, там он и умер года три спустя, завещав перед смертью своим землякам беречь Закира. Тогда-то он и получил гордую кликуху Большой — не только за внушительный рост и величавую стать, но и за несравненный большой талант. Пользуясь известностью и авторитетом своего покровителя Гамзата, Закир Большой быстро продвинулся в воровской иерархии, и в тридцать пять лет на большом сходняке в Сочи — первом в его жизни — его короновали и отдали под контроль подпольные игорные заведения курортных городов — от Кисловодска до Минеральных Вод. Потом он расширил свою власть на Северном Кавказе.
Его уважали за гордый нрав и чувство справедливости — всем было известно, что Закир Большой
И вот теперь он, как послушный ничтожный баран, которого тянут на веревке на бойню, ехал на большой сход, чтобы выступить застрельщиком сомнительной операции…
Неделю назад ему опять позвонил генерал Урусов и предложил встретиться.
Но не в ресторане Речного вокзала, а на Страстном бульваре — в скверике за кинотеатром «Россия». Закир уже люто ненавидел этого плешивого генералишку с лицом добродушного плута. Закир видел, какое удовольствие доставляла Урусову возможность поунижать знаменитого дагестанского вора, упиваясь своей властью над ним, над его волей. Во время последней встречи мент опять сполна покуражился и поиздевался над Закиром. Сначала он заставил ждать себя двадцать минут; пунктуальный Закир появился на условленном месте вблизи небольшого летнего кафе строго в назначенный час, в семь вечера. Скамейку, где должен был состояться разговор, уже застолбили два хорошо знакомых Закиру амбала, тенью ходившие за генералом Урусовым. При виде приближающегося Закира оба как по команде встали и пересели на соседнюю скамейку — телохранителям не полагалось присутствовать при переговорах шефа. С двадцатиминутным опозданием появился Урусов. На сей раз он оставил дома свой шутовской молодежный прикид и пришел в строгом темном костюме, светлой рубашке и при галстуке. Впрочем, узел галстука был распущен и верхняя пуговка расстегнута, что придавало Урусову сходство с одним скандально известным депутатом. Едва кивнув Закиру, он как ни в чем не бывало присел рядом и выдавил свою обычную кривую усмешечку.
— Ну что, уважаемый, чем порадуешь, разузнал что-нибудь про Шелехова?
Закир, понимая, что совсем не за этим позвал его Урусов на посиделки, отрицательно помотал головой:
— Нет. Разговоров много, а толку мало. Говорят, что, скорее всего, дело рук одного ангажированного гастролера с бригадой.
Урусов качнул головой. Евгений Николаевич блефовал. Ему уже три дня как было достоверно известно, кто, зачем и по чьему приказу замочил депутата Шелехова. Но было ему также известно, что операция проведена с высочайшей санкции, и посему его, генерал-полковника Урусова, это убийстве не касалось — никто не станет предъявлять ему претензий. Никто не заставит заниматься расследованием. Более того, расследование уже было поручено людям, которые никогда не сумеют раскрыть это убийство. И сделано так было намеренно. Потому что убийцу-одиночку, скрывающегося до поры в своей подмосковной берлоге, ждал скорый беспощадный суд и неумолимый приговор, который приведут в исполнение умелые руки специально обученных этому печальному ремеслу профессионалов. Так что про Шелехова генерал Урусов спросил Закира просто так, для затравочки.
— Ладно. Пока оставим это. Теперь вот, Закир Юсупович, настал мой черед обратиться к тебе с просьбой.
— А разве я, генерал, что-то у тебя уже просил? — поймал его на слове Закир.
Урусов поморщился и махнул рукой:
— Ай, дорогой, не придирайся. Значит, еще попросишь. Я же хочу с тобой поговорить о Варяге. Есть мнение, что его пора подвинуть от… воровской кассы.
Многие так считают, но не решаются начать разговор. Ты должен оказать мне содействие и замутить дельце на сей счет.
Закир удивленно поднял густые черные брови:
— Чье же это мнение? Неужто воров? Но тогда я бы знал об этом по своим каналам. Ума не приложу, начальник.
Дагестанский авторитет тоже решил блефануть. Он же сам на прошлом сходе бросил Варягу жесткое и обидное требование — отдать общак. Но тогда он, Закир, выражал свое личное мнение и мнение тех, кто думал точно так же. У них были свои соображения и планы на общак. Хотя насчет других воров теперь у Закира закралось сомнение, что, например, если Максим Кайзер, или Витек, или Тима нашептывали ему про общак, то действовали по чьему-то наущению. Черные глаза Урусова зло сверкнули.
— Нет, Закир Юсупович, воры тут ни при чем. Хотя кое-кто из них очень даже при чем, но речь не о них. Не строй из себя невинного простачка — ты же прекрасно знаешь, что у нас все тесно переплетено. И у вас на Кавказе, и у… здесь, в Москве…
Закир не смог сдержать улыбку: проговорился-таки хитрый шакал. Хотел сказать: «у вас на Кавказе — у нас в Москве», да духу не хватило. От Кавказа Урусов давно отрекся, а в Москве еще не полностью прописался, вот и робеет назвать этот город своим.
Урусов же, не заметив улыбки Закира, продолжал тихим вкрадчивым голосом:
— Большие люди решают судьбу Варяга. Очень большие. По сравнению с ними даже такие крупные авторитеты, как ты, Закир, просто пигмеи. Я знаю, у вас через неделю на Дмитровском будет «отчетно-выборное» собрание. Там встанет вопрос об общаке. И, естественно, о Варяге. Ты, Закирушка, пользуешься бо-ольшим авторитетом у московских воров. Питерские и сибирские тебя тоже уважают, я уж не говорю о кавказских. А там, на сходе, как я понимаю, будут все основные. Так что давай скажи им свое веское слово. Варяга надо задвинуть! — Последнее слово Урусов произнес жестко, сузив глаза и капризно сжав губы. — Вот такая у меня к тебе небольшенькая просьбочка. И ты уж постарайся.
— Генерал, я никак не пойму, коли МВД все известно заранее — и про Варяга, и про сходняк, почему бы просто не подвалить на автобусах и не повязать весь сход, а в заварухе Варяга взять и шлепнуть при попытке вооруженного сопротивления? И все дела.
Урусов тоненько захихикал.
— Ты же вроде умный человек, Закирушка. А рассуждаешь — дурак дураком. Я ж тебе толкую: у воров на Варяга вырос зуб. И воры должны с ним разобраться, — нажимая на слово, уточнил генерал. — Больше тебе скажу: в МВД отлично знают про сходняк, и вся территория вокруг ресторана будет обложена плотным кольцом бойцов спецназа, чтобы не дай бог чего не приключилось, чтобы не дай бог непрошеный гость туда не просочился. У эмвэдэшников одна забота — чтобы прошел сходняк чин-чинарем. Но решить судьбу Варяга должны сами воры. Понимаешь, Закирушка, ты, именно ты и твои кореша должны решать его судьбу. Варяга надо задвинуть! — повторил Урусов. — И если вдруг сход закончится не так, как надо, обещаю тебе, что кое у кого будут большие неприятности, уже на следующий день кое-кто — в первую очередь Шота Черноморский — получит от меня бандерольку с ценнейшими документиками. В таких делах промахов не должно быть. Нам это тоже никто не простит там… — И Урусов многозначительно поднял вверх указательный палец и поднялся, чтобы уходить.
На том беседа и кончилась. Странный был разговор. В тот же вечер, занявшись для успокоения нервов любимым делом — собственноручным изготовлением печенья арал-хунк с ореховой начинкой, Закир раскатывал тонкое тесто и обдумывал слова Урусова. Зачем пройдоха генерал все это ему рассказал? Ведь наверняка у них среди воров есть свои надежные осведомители, которые и без Закира смогут настроить людей против Варяга, тем более что первая стычка уже произошла. Чуть дело до стрельбы не дошло тогда… А такое воры своим не прощают — не могут просто так простить и Варягу. И Дядя Толя, авторитетнейший вор, можно сказать, впрямую войну Варягу объявил. После такого сходняк может и без его усилий принять самое крутое решение…