Сходняк
Шрифт:
Филя издал утробный рык, и мощный белый фонтан ударил Светке прямо в лицо.
— Еще, еще, курвы! — стонал Филя, скрежеща зубами. — Давайте еще!
И Катька со Светкой давали: одна втягивала содрогающийся член в рот и терзала его языком, отчего Филя стонал и извивался еще больше. Другая в этот момент выцеловывала ему все, что только можно было придумать. Помучив клиента еще минут пять, массажистки наконец оставили его в покое, слезли с него и стали как ни в чем не бывало одеваться.
— Побудьте тут, мальчики, не скучайте — мы сейчас. Быстренько попудрим носик и вернемся! — лукаво прощебетала
Грин плеснул себе водки в стопку и залпом осушил.
— Ну, блин, намяла мне… — блаженно заметил он, кутаясь в огромную махровую простыню. И, с усмешкой поглядев на очумевшего Филю, добавил:
— Это тебе не в кустах в засаде лежать… Кайф словил?
Филя молча кивнул.
— Я вот все думаю: заметили нас тогда или нет? — продолжал Грин. — Вроде мы не слишком шумели…
— Не слишком, ага! — насмешливо отозвался Акула — плотный парень лет тридцати с рыжеватыми кудрями. — Вот только одного дозорного шмальнули — а так ничего, все тихо…
— Выхода не было. Если бы не эта сучья кошка, этот глухарь ни хера бы не услышал. Кошку ты, Акула, спугнул — вот и пришлось тебе его замочить, — недовольно пробурчал Грин, растягиваясь на широкой лавке. — Ладно. Баба с возу — лошадь в галоп. Я, кстати, точно знаю, что воры тогда в Красноводово собрались теплой компанией не просто водочку попить. Толковище у них было.
Дошел до меня слушок: что-то зреет против Варяга.
— А он в курсе? — озабоченно спросил Акула. — Я, между прочим, тоже про это мутилово сегодня слышал. Закорешился я тут с одним чуваком из бригады Толяна. Так этот придурок сболтнул, что у Толяна, то бишь у Дяди Толи, зуб вырос на Варяга.
— Я тоже что-то слыхал, — подтвердил Грин. — Про Дядю Толю. Да, надо бы Варяга на всякий случай предупредить. Я звонил к нему позавчера, хотел повидаться, Да секретарша сказала: занят. Ну, я передал, что Грин звонил… Но только без толку… Хотя я уверен, он и сам небось про эти дела знает. У него ведь служба внешней разведки ого-го как работает. Не хуже, чем кремлевская…
Вдруг за дверью раздался странный стук, потом послышались тихие шаги.
Это были явно не девчонки-массажистки на высоких каблуках. Грин тут же вскочил с лавки и навострил уши.
— Что это? — тревожно выдохнул Филя и знаком приказал Штырю подойти к двери.
И в эту самую секунду дверь в предбанник с грохотом распахнулась, в помещение вбежали несколько человек и тотчас, ни слова ни говоря, выхватили из-под длинных черных пальто короткоствольные автоматы с навернутыми глушителями. Четыре ствола закашляли глухо и коротко, впечатывая свинцовые харкотины точно в цель. Пятый автоматчик не стрелял: он прикрыл дверь и загородил ее, держа автомат наперевес.
Предбанник наполнился удушливым смрадом пороховой гари.
— Готовы, Ляха? — поинтересовался человек, стоявший у двери.
— Ну а куда же эти мудаки денутся! Наповал! — подтвердил один из киллеров в черном, кого назвали Ляхой.
— Быстро уходим! — скомандовал тот, который не стрелял.
Бригада бесшумно выскользнула в темный коридор.
— Банщик не сдаст? — шепнул Ляха. Тот, что не стрелял, кивнул.
— Вы рвите к фургону, а я с ним сейчас перекинусь парой слов. — С этими словами он толкнул дверь с надписью: «Служебное помещение».
Сухарев сидел ни жив ни
— Вот это… я тут… веревку приготовил. Как договаривались…
Связывайте меня… Да побыстрее, а то ща девки вернутся — хай подымут.
Вошедший, не проронив ни слова, вскинул черный автомат и нажал на спусковой крючок. Автомат недовольно закашлял, дергаясь стволом. На груди у банщика взбугрились кровавые кратеры, из которых сразу потекли алые струйки.
— Мы же договори… только связа… — просипел жалобно Сухарев и выбросил вперед слабеющую руку с зажатой веревкой.
— Ну, будем считать, Палыч, что я тебя кинул… криво усмехнулся убийца и, сунув еще дымящийся автомат под плащ, вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
Глава 2
Старый вор Михалыч, по своему обыкновению, полулежал на мягком кожаном диване, прикрыв ноги стареньким клетчатым пледом. В последние недели он резко сдал, и Варягу казалось, что в его запавших, потухших глазах уже блуждает призрак очень скорой смерти. Варяг и сам не знал, зачем он приехал сегодня в Серебряный Бор. Вроде бы посоветоваться — да только какой совет сегодня может дать ему, смотрящему России, этот старый больной человек. Хотя чем черт не шутит. Михалыч был вором еще тогда, когда Варяг даже не родился. Когда у руля всех основных воровских дел стоял легендарный Медведь. Михалыч был уважаемым вором и после смерти Медведя, как говорится, «последним из могикан», из старой гвардии воров в законе. Он много повидал на своем долгом веку, но вот, видно, и ему подошел срок оставить нашу грешную землю. Но он не собирался сдаваться на милость безносой так уж легко. Михалыч славно пожил и конечно же мечтал как можно дольше продлить срок своей бренной земной жизни.
Варяг уважал Михалыча. И сейчас сидел у него не по праздной прихоти. Но и не совета приехал к нему просить Варяг, а моральной поддержки, потому что знал: в конфликтах с авторитетными ворами старик всегда будет держать его сторону. Так было всегда — взять хотя бы недавнюю размолвку со сходняком по поводу приватизации «Балтийского торгового флота» с которой, собственно, и начались все последние неприятности Варяга. И в нынешнем конфликте с законными Михалыч его непременно поддержит — если не делом, то хотя бы словом.
— Ну давай выкладывай, Владик, — без предупреждения начал Михалыч. — Не томи. Стар я стал — все в сон клонит. Вот и теперь, ты уж извини, что я лежу, — что-то глаза слипаются. А ты давай налей себе стопочку-у меня, как ты знаешь, напитки отменные, я охоч был до этого дела, когда в молодых ходил. — И с этими словами он смежил веки.
Варяг улыбнулся: старик и впрямь был известен своей склонностью к изысканным заморским напиткам. К водочке он, странное дело, оставался всегда равнодушен, предпочитая французские коньяки да германские вина. Варяг подошел к круглому ореховому столику у книжного стеллажа, взял пузатую темную бутылку коньяка «Реми Мартен», с хлопком вытащил плотно пригнанную пробку и плеснул в низенькую рюмку коричневатой жидкости.