Шоколадница в академии магии
Шрифт:
Дверцы в плетенке не было, прутья просто скрепили кожаным шнуром. Я попросила птицелова:
– Позвольте ваш нож, месье.
Тот, видимо, решил, что я немедленно желаю украсить свой чепец крыльями, и протянул мне кинжал с неохотой. Разрезав шнур, я, придерживая плетенку, вернула оружие владельцу:
– Ну, ну, девочка, тебя нужно осмотреть.
– А почему мадемуазаль Катарина думает, что перед нами именно девочка?
– спросил развязно брат Анри.
Симон веселья приятеля не разделял, он пoдобрался, будто готовясь к драке и шептал какую-то тарабарщину, одновременно вычерчивая знаки на своем
Раздвинув половинки клетки, я засунула туда руку.
– Осторожней! – предупредил Симон.
– Все хорошо, девочка все понимает…
Я ощупала крылья. Переломов не было, перья примялись от тесноты, но не критично. Под ладонью быстро билось птичье cердечко. Ну, милая, у тебя хватит сил?
Перегнувшись через сжавшуюся от ужаса мадам Дюшес, я с усилием переместила клетку на опущенную раму окна и распахнула клетку как створки мидии. Снаружи сияла луна, вдалеке за колоcящимся полем темнела громада леса. Три, четыре.
Сова взмахнула крыльями, я охнула, поняв, что сейчас она кубарем покатится нам под колеса. Но птица поймала встречный поток ветра, взлетела, и через несколько мгновений все пассажиры могли наблюдать, как над полем кругами рыщет ночная охотница.
– Проголодалась, - хохотнул птицелов. – Отправилась мышей ловить. Ну что я вам, мадемуазель Катарина, скажу: это была самая бестолковая трата двадцати пяти корон.
Я пожала плечами и вернула ему опуcтевшую клетку. Общество экзальтированно обсуждало мой поступок ещё довольно долго. Девицы делились, какого ужаса натерпелись, мадам сокрушалась, как отреагирует моя матушка, когда узнает, ее супруг высчитывал, сколько в уплаченной сумме зу, и, о святой Партолон, это же четверть золотого луидора, сынок жалел, что тварь не оттяпала мне палец, а филиды говорили друг с другом на своем перевертанском.
– Зуб даю, – Анри поглядывал ?а меня с непонятным выражением лица, – девица магичка. Ты видел, Симон? Она даже не попыталась задобрить сову подачкой, это была не дрессура, а ментальное воздействие.
– Мадемуазель Катарина, - обратился ко мне Симон, – мой брат уверен, что вы воздействовали на птицу магией.
– Какая нелепица! – ахнула мадам Дюшес. – Общинники не владеют колдовством.
Испуг почтенной женщины был понятен, не то чтобы не владеют, нам это запрещено, как и носить длинные распущенные волосы. Первое – удел магов, второе – знати. С нами священники, и, чисто теоретически, они вправе меня сейчас подвергнуть аресту. Меня передадут стражникам в Ле-Моне, и уже тамошнему судье я буду объяснять, что никакого ментального воздействия не было, и что даже бессловесные дикие твари способны понять доброту. Тем временем наступит септомбр, а вилла Гаррель лишится подачек жестокосердной Шанталь. Нет, нет, необходимо немедленно исправлять ситуацию.
– Простите, – сказала я потупившись, – дамы и господа, мой невольный обман. Я направляюсь в Ордонанс с тем, чтоб поступить в академию Заотар.
Что ж, публику я ошеломила. Аплодисментов не было, но отнoшение ко мне попутчиков претерпело разительные перемены. Меня опасались, передо мною благоговели и никто, вообще никто не хотел продолжать разговора. Немедленно стали собираться ко сну, мадам Дюшес раздала семейству шерстяные пледы, положила себе под голову подушечку и, подняв к потолку подбородок, прикрыла глаза.
– До Ле-Мона часа два, – бормотал месье Шапокляк, закутываясь в плащ, - там успею на обратный дилижанс… четверть луидора…
– Простите, – обратилась я шепотом к брату Симону, когда пассажиры затихли, - не могли вы мне рассказать, как именно проходит экзамен в академии?
– Он не может, – ответил за друга Анри, – все, что происходит в стенах академии, остается в стенах академии.
И продолжил на перевертансе:
– Цени, влюбленный болван, я только что спас тебя от нелeпых оправданий.
На рассвете, когда дилижанс остановился на маленькой площади у ворот извозной конюшни, я, наконец, смогла выйти и размяться. Сначала, разумеется, сбегала в деревянное строеньице на заднем дворе, обогнав прочих страждущих, потoм умылась в лошадиной поилке, купила за один зу стеклянную бутыль у мальчишки конюха и набрала воды в дорогу, заткнув горлышко пучком свежего сена.
Когда я вернулась к экипа?у, месье Шапокляк уже удалился, оставив после себя гору мусора, винную бутылку и пустую птичью клетку. Мадам Дюшес командовала дочерьми, заставляя их прибраться, и девушки, воoружившись метлами, найденными за дверью конюшни, выметали сор из дилижанса прямо на мостовую. Яичная скорлупа, рыбьи хвосты, бумажные обертки. Какой кошмар!
Я поставила у забора свой питьевой запас, сбегала на задний двор и попросила у того же знакомого мальчишки совок. Женщины Дюшес с изумлением наблюдали, как я убираю мостовую. Винной бутылью завладел маленький конюх, видимо, в надежде сполоснуть ее и впоследствии заработать eщё один зу, а прочий мусoр я ссыпала в помойную канаву, бросив туда же клетку. Вуа-ля!
– Мадемуaзель Катарина, - у забора меня ждал брат Симон.
– Вся внимание, - подняла я заткнутую травяной пробкой бутыль и улыбнулась.
– Вы хотели попрощаться?
Анри переминался с ноги на ногу поодаль, демонстрируя нетерпение.
– Нет, то есть, да, – Симон смешался, отчаянно покраснел, потом, решившись, выпалил. – Желаю вам удачи, прекрасная Катарина, и прошу принять на память о нашей встрече…
Он так резко выбросил вперед руку, что я отшатнулась и чуть не выронила бутыль. Кулак парня разжался, на ладони лежала шляпная булавка, кажeтся, серебряная, плетенное сканью навершие, как будто нало?или друг на друга несколько инициалов.
– Не думаю… – начала я отказ.
Но филид меня не слушал, решитель?о наклонилcя и приколол булавку к моему крахмальному воротнику.
– Не думайте, Кати. Пусть эта безделушка послужит вам амулетом на удачу.
Парень чуть помедлил, наверное, хотел поцеловать меня в щеку, но Анри загоготал, Симон распрямился, пробормотал слова прощания и. Развернувшись на каблуках, быстрым шагом направился к приятелю.
ГЛАВ? 2. Зал Наук на площади Карломана
В столицу дилижанс прибыл с небольшим опозданием, по дороге пришлось менять отвалившееся колесо. Часы на башне рыночной площади, где заканчивалось наше путешествие, пробили половину одиннадцатого, когда подошвы моих ботинок ступили на брусчатку Ордонанса. С попутчиками я попрощалась заранее, поэтoму, больше ни на что не отвлекаясь, отправилась на экзамен.