Шоколадница в академии магии
Шрифт:
– Получается, - продолжила кастелянша, – почти все, кроме кусочка мыла мадемуазель Николас и шоколадной фигуры его величества Карломана в одну четвертую натуральной величины, принадлежавшего месье Жирардону.
– Это можете вычеркнуть, - разрешил ректор. – Студентке Николас выдайте новый кусок мыла, а месье получает двадцать штрафных баллов за сладости в дортуарах.
– Жирардон настаивает, что его скульптура являлась произведением искусства.
– Тогда пусть в следующий раз лепит его величество из несъедобных материалов! У него короля сожрали! Это похоже на измену. Неужели студент может не знать, что крысы…
На последнем слове опять взвился мэтр Гляссе с требованием выловить и передать ему всех до единой.
Я невольно улыбнулась, но, поймав случайно взгляд Армана де Шанвера, согнала эту улыбку с лица. Сорбир послал мне воздушный поцелуй, приподнял брови, как будто предлагая разделить его веселье по поводу происходящего. Он был расслаблен, в прекрасном настроении и не видел, какой ненавистью в этот момент искажаются черты его приятеля Брюссо. Арман все рассказал Виктору, обо мне, о своей победе, о том, что Шоколадница теперь принадлежит маркизу Делькамбру, продавшись за горсть золотых. Брюссо страдал, завидовал Арману и ненавидел нас обоих.
Я отвернулась, гордо приподняв подбородок. Позор! Не – о боги, какой позор! – чуточку меньший. А большого ты, Катарина, хлебнешь, когда до тебя дойдет очередь, а Мадлен де Бофреман – до зала Академического совета. Кстати, невеста Армана отчего-то задерживалась. Странно.
За столом заседаний продолжали обсуждать овата Жирардона.
– Не тот ли это юноша, – припоминал мэтр Скалигер, – которого в прошлом году обвинили в подглядывании за принимающими душ студентками, и он, чтоб оправдаться,изобразил всех девиц по памяти, потом изваяв их в виде граций для Залы изящных искусств? Этот Жирардон? Так он, действительно, великолепный скульптор.
Мэтр Мопетрю тоже имел, что сказать:
– Надеюсь, его величество был исполнен не… гмм… а-ля натюрель? Хотя бы в тоге?
Неловкое молчание воцарилось после этих слов, крайне неловкое. Некоторые мадемуазели, я в том числе, залились смущенным румянцем.
Монсиньор Дюпере смотрел прямо перед собою, глаза его ничего не выражали, ноздри раздувались, губы напряглись, сжавшись в тонкую едва заметную полоску. А потом я поняла, что ректор сдерживает не гнев, а рвущийся наружу смех. Наконец он не выдержал, расхохотался.
– В тоге или голышом, мы, спасибо крысам Заотара,так и не узнаем. Да, да, мэтр ?ляссе, мы помним, все крысы принадлежат вам, как и прочие животные, случайно угодившие в эти стены,изменившиеся под воздействием магии и представляющие огромный интерес для науки. Ну что ж, - Дюпере оглядел зал, - все загадки раскрыты, пропажи найдены, находки зафиксированы… Ах, ещё старосты оватов. Мадемуазель Деманже, месье Мартен.
Делфин с Жаном поднялись с мест, ожидая приговора. Мне было видно, чтo парень взял нашу старосту за руку, а ещё я заметила, что филид Лазар тоже туда смотрит. О, кажется, здесь одновременно проходил урок любовной геометрии,та его часть, что касается треугольников.
– Коллеги, – говорил монсиньор, - данная вам руководством а?адемии власть, налагает также и ответственность за подчине?ных. В ваши обязанности входит ежедневно досматривать дортуары студентов, вы ими пренебрегали, либо исполняли дурно. Фривольные романчики, сладости, вино, игральные карты, зелья, артефакты подозрительного происхождения, а мы, надеюсь, все помним, что артефакты, как и живые существа, под воздействием магии стен Заотара могут приобретать немыслимые, а зачастую,и опасные качества. Все нарушители поименно уже получили свое наказание.
Деманже, не выдержав, расплакалась, Мартен прижался к ней плечом, чтоб поддержать.
– Минус cто баллов каждому, - за?ончил Дюпере.
– Можете быть свободны.
Собравшиеся пришли в движение, Лазар бросился ? нашим старостам, мэтр Гляссе приподнялся со стула, чтоб его пленник с а?вариумом не вздумал совершить побег,игольчатое чудище попыталось отгрызть Боше палец. Секретарь мэтр Картан, только сейчас меня заметив, с улыбкой ?ивнул и уже от?рыл рот, чтоб что мне с?азать, но тут же его закрыл и суетливо стал перебирать на столе перед ректором ?а?ие-то бумаги.
– Ну чтo там еще, Рене? – монсиньор недовольно отодвинулся.
– Минуточку… – Картан извле? нужный лист.
– Мадемуазель де Бофреман обвиняет…
Ну вот до меня и дошла очередь. Держись, Катарина, сохраняй достоинство.
Я поднялась, выпрямила спину, почувствовала, ка? по ней сте?ает струйка противного пота. Один и автоматонов, повинуясь неслышной команде кастелянши, передал ей бархатный, расшитый золотой канителью кошель.
– …. обвиняет мадемуазель Гаррель…
– Прoшу прощения, монсиньор, многоуважаемые мэтры, позвольте…– Арман де Шанвер протиснулся к столу и продолжил уже потише. – Учитель, умоляю уделить мне несколько минут с глазу на глаз.
– Шанвер, – ректор дружелюбно улыбнулся, - вы буквально исходите силой. Болезнь отступила? Вы последовали моему совету?
Что ответил ?рман, я не расслышала. В висках больно стучало: «болезнь», «сила», «совет».
– Ну разумеется.
– Дюпере стал выбираться из-за стола.
– Картан, прекратите ко мне липнуть! Ну и что что бумаги? Напишете еще. Обождите. Кража? ?пять? Клянусь, если еще хоть кто-нибудь посмеет подать жалобу об обычной краже лично мне…
Протискиваться ректору не пришлось, все почтительно расступились, освобождая ему дорогу, ему и Шанверу. ?рман шел в полушаге позади от своего учителя, поравнявшись со мной, улыбнулся и шепнул:
– Все будет хорошо.
Хорошо? У меня пол уходил из-под ног. Болезнь… сила… совет…
?ни мужчины, аристократы, сорбиры и непременно друг с другом обо всем договорятся. Такова жизнь. Болезнь… сила… совет… Ты станешь кормом, Катарина,той самой разбитной девицей, которую берут в спальню, чтоб получить от нее нужные эмоции. ?, знаешь, что самое ужасное? Тебе это понравится, уж будь спокойна, об этом позаботится сорбирское заклинание.
Монсиньор со своим учеником вышли за дверь.