Шолохов

Осипов Валентин Осипович

И до Вёшек долетает, как противоречива обстановка в писательском сообществе. Прощание со Сталиным… Дерзали на пересмотр прошедшего и неминуемо терзали души… Вытаптывали конъюнктурные тропки к новому курсу Хрущева и являли свое историческое плоскостопие… Отрекались от Сталина, а как быть со своей жизнью при Сталине? Растерялись: какой же строкой из этой жизни можно — и надо! — гордиться, какую же вымарывать за вредность в прошлом и за ненадобность в будущем? Надо ли все приписывать Сталину — что же тогда остается народу? Быть ли отныне эпохе возрождения или времени вырождения? Проклятые своей обжигающей неотступностью вопросы — и несть им числа.

Дополнение. Нобелевская

премия… В 1993-м прочитал в журнале «Континент» (№ 76) несправедливые слова: «С каким тщанием на протяжении 12 лет Шолохов был ведом окололитературной бюрократией к Нобелевской премии…» Получается, что его талант не самодостаточен.

На мой взгляд, вели его через тернии, как явствует из уже изложенного. А если подталкивали, то не только советские писатели. К примеру, прославленный своей независимостью французский писатель и философ Жан Поль Сартр много лет добивался этой премии для автора «Тихого Дона». Даже снял свою кандидатуру в знак протеста, что ею никак не удостоят Шолохова. Напечатал: «Достойно сожаления, что премию присудили Пастернаку прежде, чем Шолохову… В нынешних условиях Нобелевская премия объективно выглядит как награда либо писателям Запада, либо строптивцам с Востока…»

Приговор для Берии

Шолохов узнает — быть Всесоюзному писательскому съезду. Второй в истории и первый без Сталина. Какие же превеликие надежды питают писатели, что смогут коллективно найти свое достойное место в жизни страны и народа. И ЦК он нужен, чтобы определить место писателей в общественной жизни.

«Правда» стала главным политнаставником для писателей и партрупором для читателей.

3 июня. Старый знакомец — Ермилов — большой ортодокс и любимец ЦК в статье «Советские писатели готовятся к своему второму Всесоюзному съезду» изрекал: «С большой художественной силой воплотила наша литература образ нового героя… Под направляющим руководством Коммунистической партии наша литература успешно… Решения партии по идеологическим вопросам с исчерпывающей полнотой определили задачи советской литературы…»

Перед Шолоховым выбор: поддержать или отвергнуть эти кондовые заклинания.

Пребывание в партии и положение члена президиума правления Союза советских писателей обязывают. При крутых поворотах истории общественность прежде всего обращает взор на великих деятелей культуры — что писали-говорили они прежде, что скажут сейчас.

Шолохов проявил себя в июне — в статье. Его попросили откликнуться на смелое деяние Хрущева — суд над Берией. Хрущеву важны такие отклики в стремлении иметь верное окружение. Боится, что не все проявят партдисциплину. Потребовал от некоторых даже специальные письменные объяснения: мол, был знаком с Берией, как относится теперь… Писали маршалы. Писал редактор «Правды».

Шолохову нечего таить — сразу же выплеснулось: «Имя Берии проклято…»

Мучительно дается статья. Сверяет свои чувства и с приговором суда — он напечатан в «Правде», и с постановлениями Президиума ЦК и партийного пленума — они изложены в передовице. Читает передовицу: «Шпион… саботаж мероприятий партии и правительства… подорвать союз рабочих и крестьян…» Читает приговор: «Антисоветские замыслы… мешал проведению важнейших мероприятий партии и правительства, направленных на подъем…»

Не получилось у Шолохова услужливого отклика. Не захотел тратить на палача привычное «враг народа». Писателю достало политического чутья — чувства слова тоже — не возводить Берию в понятие, которое было изобретено во времена Сталина. Назвал диктатором — «безмерная жажда диктаторской власти». Обошелся без слова «шпион». Не написал, что разваливал народное хозяйство.

Хрущеву и другим проницательным читателям было очевидно, что Шолохов искренен в своем гневе, но своеволен в оценке. Да, Берия палач, но выведен — вот главное! — как порождение времени. Этим отличался его отклик от всех других. Писатель оказался прав. В начале 90-х годов прошедшего века признали, что Берия никакой не шпион и не саботажник.

Трудно ищется истина.

До XX съезда партии с установочным докладом Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» надо еще прожить три насыщенных особой политикой года.

У ЦК появились новые заботы — Твардовский закончил поэму «Теркин на том свете». На первой неделе июля Секретариат ЦК ее обсудил и осудил. Хрущев заявил: идейно-порочное и политически вредное произведение — подрыв-де основ советской власти. На судилище были приглашены писатели. Шолохову потом рассказывали, что с резким осуждением поэмы выступили Валентин Катаев, Алексей Сурков, Константин Федин, Александр Фадеев, Константин Симонов.

Еще бы, Твардовский даже такое вывел: «Теркин дальше тянет нить, / Развивая тему: — / А нельзя ли сократить / Данную систему?..»

Что об этом думает Шолохов, член президиума правления Союза писателей? На заседании в ЦК не был. В газетах никакого осуждения от него не последовало. Будет ли защищать? Придет время…

В этом же месяце его оповестили о возможности издать собрание сочинений. Первое! Непростое дело и для писателя, и для издателя. Заново все читать-перечитывать, помечать то, что нуждается в переделках-доработках, и думать, все ли ранние рассказы включать и не потеряла ли злободневности публицистика.

Никто не освобождал его и от депутатских дел. Особенно отягощали жизнь, изматывая душу, письма от избирателей. Почти все с жалобами: то помогите получить жилье, то попал-де в тюрьму по произволу. Таких обращений после смерти Сталина стало очень много. Всем хочется помочь — да трудно прокрутливы заскорузлые механизмы министерств и ведомств.

Вдруг пришло письмо от Левицкой. Как всегда доброе и заботливое. Он усмехнулся ее простодушию, когда в конце прочитал: «Люся на выпускном экзамене писала сочинение на тему „Типы коммунистов по „Поднятой целине““. Все хорошо, но где-то не поставила запятую!»

Подготовка к писательскому съезду в разгаре. Среди начальствующих писателей раскол и разброд. Арбитр и заступник для них ЦК. Они забрасывают Маленкова, Хрущева, Суслова письмами.

Фадеев… Шолохов почувствовал: едва кончились прежние мытарства, как начинаются новые. Старый ареопаг стал новым штабом партии и страны. И он, этот новый штаб, отказался понять два стратегически важных документа от Фадеева: «О застарелых бюрократических извращениях в деле руководства советским искусством и литературой и способах исправления этих недостатков» и «Об улучшении методов партийного, государственного и общественного руководства литературой и искусством».

Уже заголовки говорят, что Фадеев призывает рвать с прежними порядками в партии.

В одном из этих писем есть о Шолохове: «Нельзя, чтобы Шолоховым руководил Вёшенский райком…» Райком он зря употребил в качестве примера — с ним-то у писателя давно полное согласие. Надо бы вместо райкома ЦК обозначить.

Кто Фадееву подставит плечо и станет союзником? У него в Союзе писателей два заместителя. Они всех настырнее в написании писем в ЦК. По уши в предсъездовской суете: кому поручать доклады и кого выдвигать в литначальство. Кроме того, упрямо добиваются, чтобы не Фадеев готовил главный доклад.