Шопинг в воздушном замке
Шрифт:
– Значит, мне въехать нельзя?
– Нет.
– А пешком пройти?
– Сколько угодно, – не стал вредничать парень, – там скамеечка есть, можно посидеть, подождать.
Бросив свои «колеса» у тротуара, я прошла за шлагбаум и начала искать столбик с цифрой «42». Очевидно, сотрудники Брыкина хорошо зарабатывают – на громадной площадке нет ни одной отечественной машины, сплошь иномарки, в основном новые. Впрочем, элитных «Мерседесов», «БМВ» или «Порше» тут не нашлось, тесными рядами стояли автомобили для среднего класса.
Ждать пришлось недолго, минут через двадцать моего дежурства на скамеечке к парковке повалил народ. И все в офисной одежде – Брыкин явно
У офисного планктона свои заморочки и особый кодекс поведения. Сережка, старший брат Кирюшки, рассказывал мне, что в некоторых фирмах начальники отделов запросто считывают стоимость одежды своих подчиненных, и горе тому, кто посмел взять на вооружение аксессуар известной фирмы. Выскочку быстро уволят. Пафосные вещи – для вышестоящего руководства, шушере предписано пользоваться простыми шариковыми ручками, мужчинам нельзя иметь кейсов из телячьей кожи с золотыми застежками. И все же мужчине в офисе легче, на его одеколон и прическу шеф внимания не обратит. А девушкам совсем плохо. Вполне вероятно, что шаловливые пальцы босса полезут им под юбку, а если в просторном кабинете на каком-нибудь восьмом этаже царствует бизнесвумен, то вообще тушите свечи. Будьте уверены, она мигом оценит, что волосы рядовой сотрудницы покрашены и уложены в дорогом салоне, куда ходит сама шефиня, она унюхает модный аромат духов, ощупает взглядом туфли из последней коллекции престижного дома моделей, и... прости-прощай продвижение девицы по службе.
Засада может поджидать даже в сортире. Моя подруга Аллочка очень не хотела злить свою завотделом, поэтому всегда приходила на работу, одетая как мышь на пенсии, зато под скромным платьем у нее было роскошное белье – таким образом она доставляла себе моральное удовлетворение.
И вот однажды Аллочка, стоя в предбаннике туалета, задрала юбку, чтобы подтянуть чулки, но тут в сортир ворвалась начальница и метнула завистливый взгляд на трусики подчиненной. Через час после встречи Аллу отправили работать на склад, и в конце концов ей пришлось уволиться. Да-да, в некоторых офисах порядки похуже, чем в волчьей стае!
Я чихнула и увидела, как к темно-вишневому автомобилю приблизилась стройная блондинка.
Глава 27
Не успела Фомина нажать на брелок, отключающий сигнализацию, как я спросила:
– Вы Маргарита?
Блондинка открыла дверь, бросила в салон модную дорогую сумку и ответила вопросом:
– Что вы хотите?
– Если вы Рита Фомина из деревни Тараканино, то мне надо с вами поговорить.
– Все дела я обсуждаю на работе, – холодно ответила бухгалтер.
– Речь пойдет о личном, – уточнила я.
Маргарита села в машину.
– Мы с вами незнакомы, общих тем для беседы быть не может.
– Меня зовут Евлампия Романова, я частный детектив, вот удостоверение.
В глазах Риты мелькнуло удивление:
– Сыщик? Женщина?
– Если представительницы слабого пола могут водить троллейбусы и укладывать шпалы, то почему бы им не составить конкуренцию Шерлоку Холмсу? – засмеялась я.
Фомина улыбнулась в ответ.
– Логично. Но почему мною заинтересовался детектив? Я не замужем, не состою в любовницах у человека, обремененного семьей, исправно плачу налоги и не нарушаю правила дорожного движения.
Я подошла вплотную к автомобилю.
– Вам знаком Павел Брыкин?
На лице Фоминой не дрогнул ни один мускул.
– Конечно. Господин Брыкин является владельцем фирмы, перед входом в которую мы сейчас находимся, он платит мне деньги за работу.
– Вы в хороших отношениях? Часто встречаетесь?
Рита оперлась на руль.
– Первый заместитель главного бухгалтера присутствует на всех совещаниях и приходит к руководителю подписывать разные бумаги. Но мне непонятен ваш интерес, Павел Брыкин – это не личная тема, а служебная. Должностная инструкция запрещает мне обсуждать рабочие вопросы с посторонними. Если у вас есть интересы, связанные с деятельностью фирмы, запишитесь на прием у секретаря, и мы побеседуем в переговорной.
– Понимаете, – засверкала я «американской» улыбкой, – меня наняла газета «Желтуха».
Фомина заворчала:
– «Желтая» пресса интересуется мной?
– Ну да, – кивнула я.
Маргарита не сумела скрыть изумление.
– Вот уж чушь! Я ведь не принадлежу к шоу-бизнесу.
– «Желтуха» кормится любыми скандалами, она готова опубликовать статью и о так называемом простом человеке, если в его биографии есть черная тайна. Например, убийство, – злорадно сообщила я.
Маргарита взяла сумку, вынула оттуда бутылочку с водой, сделала пару глотков и равнодушно сказала:
– Отойдите, пожалуйста, от машины. Мне пора домой, извините, нет времени обсуждать глупости и участвовать в фарсе.
– Вам что-нибудь говорит название деревни Гоптево? – не успокаивалась я.
– Естественно, – кивнула Рита, – я оттуда родом.
– А почему сейчас живете в Тараканине?
Фомина вынула из бардачка темные очки и, посадив их на нос, без всякого раздражения заявила:
– Ваше поведение граничит с хамством, но секрета нет. В Гоптеве изба моей матери стояла в очень неудобном месте – на краю оврага, куда местные жители сбрасывали мусор. Я не хотела жить среди отходов, в окружении людей, смысл жизни которых – добыть выпивку. Гоптево – пристанище маргиналов, в Тараканине другой контингент, и мне представилась возможность приобрести там пятьдесят соток.
– Дорогое удовольствие!
– Я неплохо зарабатываю, а Тараканино не самое престижное место, – пояснила Фомина, – на Жуковку я не замахивалась. Извините, беседа начинает меня тяготить.
– Еще один вопрос.
– У меня нет времени.
– Я займу всего пять минут!
– Если не отойдете, я позову охрану, – пригрозила Фомина.
Но я решила не отпускать добычу.
– Гоптевский детский спецдом. Хорошо знаете это скорбное место?
Рита побледнела.
– И что?
– Вы ведь там работали? Посудомойкой на кухне?
Фомина поджала губы.
– Глупо это отрицать, – продолжала я. – Один запрос в архив – и правда вылезет наружу! И зачем стесняться трудовой биографии?
Рита искоса посмотрела на меня.
– Говорите конкретно, что вам надо, хватит ходить вокруг да около, выкладывайте, зачем пришли. Предупреждаю сразу: мне не слишком приятно говорить о времени, которое я провела на кухне интерната, надраивая кастрюли, но ничего постыдного в том занятии не вижу. Я была очень молода, едва справила двадцатилетие и не знала, как распорядиться своей судьбой. Но потом в голове появились трезвые мысли, я поступила в техникум, попала в институт. Я сама себя сделала! И если вы предполагаете, что можете меня шантажировать происхождением из социальных низов, то вы просчитались. Повторяю: я не люблю вспоминать свою юность, но ничего зазорного или преступного в ней не было.