Шоу для завистницы
Шрифт:
Хотя аристократов у нас в стране нет, но есть привилегированное общество людей с достатком выше среднего. Какое там — среднего! Прямо-таки с немыслимым достатком!
Эти люди стараются держаться кланами, и правильно делают. Те, кто живет на зарплату, их вряд ли поймут. Ведь они не только живут на разных уровнях с нами, они говорят совсем на другом языке!
Я не поддерживаю отношений ни с дедушкой, ни с бабушкой Лавровыми, а Катя — со своими родителями, хотя думаю, что не так-то они и виноваты, поторопившись
Если судить по нестабильности ее теперешнего настроения и поведения, при том что Катя наркотиками больше не увлекается, можно догадаться, что в период ее сидения на игле все это возводилось в квадрат, и далеко не каждый мог изо дня в день наблюдать, как их ребенок превращается в неуправляемого психа.
Она знает о своей неуравновешенности, пытается с ней бороться и обещает мне весной поехать в санаторий, чтобы как следует подлечить нервы.
— Ничего, они еще к нам придут! — говорит Катя.
Кто — они, остается только догадываться. В самом деле, чего это мы с ней так опьянели? В бутылке еще половина ее содержимого.
— Слабые мы, — вздыхает Катя.
— Между прочим, — как более трезвая замечаю я, — с твоего мужа мы пока что взяли каких-то восемнадцать с копейками процентов.
— Завтра будет сто, — самодовольно утверждает Катя.
Утром мы поднимаемся рано — с некоторым чувством вины. Чего это мы праздновали победу в начале сражения?
Накануне вечером Катя созвонилась со знакомым нотариусом — какой-то Валентиной Александровной, которая пообещала быть в своей конторе ровно в девять и принять нас первыми.
Мы забрасываем сыновей в детский сад — Димка так и не увидел своего отца. Да никто и не стал ему о нем говорить. Погиб в автомобильной катастрофе и погиб. Как и мой муж. По крайней мере сын никогда не станет просить о встрече с родным папочкой. Чего нет, того нет.
— Не знает его, и пусть, — озвучивает мои мысли Димкина мать, — он себе в Канаде нового сделает.
Но звучит это таким образом, словно Катя немного ревнует. А может, она разочарована тем, что Самойлов приехал вовсе не по ее душу?
По крайней мере подруга задета. Слишком легко Вениамин Аркадьевич от жены и сына отказывается!
Я, признаться, испытала похожее чувство, когда увидела фотографию Евгения с этой его миллиардершей. Только что казалось, что мне абсолютно все равно, где он и что с ним, а вот узнала, что женился на другой, и сердце кольнуло. Хотя я вовсе не думала, будто он всю жизнь проживет один!
Едем мы в моей машине, потому что Катя попросила меня ее сопровождать.
— Не хочу его рожу видеть! — говорит она в сердцах. — Но и не поехать тоже вроде неудобно. На такую сумму мужика колем!
Только я припарковываю машину у гостиницы, в которой остановился Самойлов, как он тут же выходит нам навстречу с чемоданом в руке и обычным почтовым конвертом, хоть и довольно большим.
— Девушки, вы заодно не подбросите меня до аэропорта? — улыбается он и замечает Кате: — Ты прекрасно выглядишь, дорогая!
Вот и все. Сказал дежурный комплимент будто не жене, а посторонней женщине. Он садится на заднее сиденье, и мы уезжаем прочь с центральной улицы города.
Я останавливаю машину на тихой улочке с односторонним движением, и Катя пересаживается на заднее сиденье. Поглядываю назад и я.
Катя протягивает мужу две заверенные нотариусом бумажки, он быстро пробегает их глазами, а потом небрежно вытряхивает из пакета девять пачек стодолларовых купюр.
— Пересчитай!
— Не надо, я тебе верю, — улыбается подруга. Но я вижу, как она берет ближайшую к себе пачку и быстро пробегает по ней пальцами. — Все в порядке.
Вениамин Аркадьевич отдает ей пустой пакет и помогает сложить в него доллары.
— О! — восклицает между тем Самойлов. — А вот и свободное такси! Так что просьба насчет аэропорта снимается с повестки дня. Я, пожалуй, пойду.
Улыбается мне:
— Приятно было познакомиться. У моей жены теперь хорошие подруги, я могу быть за нее спокоен.
Можно подумать, прежде он волновался!
Самойлов выскакивает из моей машины и в самом деле останавливает проезжающее мимо порожнее такси. Оно резко срывается с места, словно пассажир говорит водителю какое-то волшебное слово.
Такси скрывается из виду, а Катя некоторое время так и сидит на заднем сиденье.
— Ты чего там застряла, переходи на свое место, — говорю я, распахивая переднюю дверцу, но подруга все медлит.
— Какой-то он сегодня странный, — произносит она задумчиво.
— Что именно показалось тебе странным?
— Его напряженность. Как будто он чего-то боялся… Это на Самойлова так не похоже…
Я оборачиваюсь к ней, все еще не понимая.
— Подожди-ка, — поднимает руку она и опять вытряхивает из пакета пачки долларов.
Сначала внимательно их осматривает, а потом решительно разрывает одну из пачек. Настоящие сотенные купюры только сверху и снизу, а внутри — обычная резаная бумага. Катя вскрывает вторую пачку, третью… Из девяти — только три настоящих, а остальные — бумажные «куклы».
Некоторое время мы молча смотрим на них, потом Катя говорит неожиданно весело:
— Вот сволочь! Я так и знала, что он меня обдурит.
А у меня от неожиданности не находится слов. Почему не я проверяла эти пачки, почему Катя сама решила поставить точку в этой истории и взять деньги из рук мужа?
Наконец я разлепляю губы:
— Выходит, вчера он и в самом деле не врал, когда говорил, что у него с собой только пятьдесят тысяч?
Катя качает головой, продолжая улыбаться:
— Теперь ты понимаешь, почему я от него сбежала?