Шоумен. Баксы для Магистра
Шрифт:
* * *
По разбитой дороге добирались почти целый час.
– Его в центр приглашали переехать, – рассказывал Антон Николаевич. – Шмудякова нашего, значитца.
– В Москву, что ли?
– Почему же в Москву? – вроде даже обиделся Иванов. – В Рязань!
– А-а, – протянул осторожный Миша Каратаев. – Понятно. А он что?
– Отказался! – с гордостью произнёс Иванов, давая понять, что иначе его земляк поступить и не мог.
– Почему?
– А вот такой он у нас! – сказал
Деревня, в которую они в конце концов приехали, производила не столь скорбное впечатление, как та, в которой один-одинёшенек жил окончательно спятивший бывший знатный комбайнёр Волобуев. Здесь дома не были заколочены, на единственной пыльной улице прогуливались куры, а за машиной с телевизионщиками долго гнался пёс – облаивал машину и всё норовил укусить её за колесо.
Подъехали к дому знатного шахматиста.
– Только вы это! – вдруг всполошился Антон Николаевич. – Вы с шахматами-то как? Дружите?
– Не то чтобы очень, – честно признался Миша.
А его спутники и вовсе промолчали, что совсем уж повергло Антона Николаевича в уныние.
– Да вы что! – сказал он в сердцах, да ещё и с таким осуждением, будто его спутники только что признались ему не в шахматной безграмотности, а в пристрастии к какому-то смертному греху. – Он с вами и говорить не станет! Если ему только признаться, что с шахматами дружбы никакой не имеешь…
– Спокойно! – объявил Миша, заметно внутренне подобравшись при этом. – Надо в шахматы уметь – будем уметь! И не в таких переделках бывали!
Его ничто не могло выбить из колеи. Снимая свои репортажи, он нырял в прорубь с ледяной водой, вступал в ряды коммунистической партии и даже ел живых червей, которые были длинные и белые, как макароны, – это он так иллюстрировал собственный рассказ о быте и нравах какого-то очень отсталого племени. А тут всего-навсего какие-то шахматы. Подумаешь!
– Хорошо, – вздохнул Иванов. – И всё-таки вы поосторожнее с ним. Он на почве шахмат совсем больной.
Подумал немного.
– А может, лучше к Полузверскому поедем? – предложил он вдруг.
Телевизионщики переглянулись.
– К кому, простите? – уточнил Миша Каратаев.
– У нас в одной деревне гармонист живет. Полузверский его фамилия. То есть это не фамилия, конечно, а псевдоним. А настоящая у него фамилия Недогоняев. Ну как такую фамилию на афишу?
– А он выступает где-то, что ли?
– А как же! – воодушевился Антон Иванович. – В клубе местном. Большой успех имеет. Вам понравится, вы увидите. Он и в программе «Играй, гармонь!» участие принимал. Его по телевизору показали, а потом ещё повтор был. Давайте к нему поедем? – вдруг просительно заключил Антон Николаевич.
– А Шмудяков? – напомнил Миша.
– Да ну его! Беспокоюсь я чего-то!
– Э-э, нет, – сказал на это Миша. – Уже ведь приехали. И что же теперь – уезжать? Нет, давайте уж сначала с шахматистом пообщаемся.
– Давайте, – вздохнул Антон Николаевич.
Вышли из машины, Иванов первый протопал по дорожке. Но на крыльцо не взошёл, остановился и громко позвал:
– Шмудяков! Ты дома?
Очень скоро распахнулась дверь, и из дома на крыльцо ступил вертлявый мужичок с по-ленински хитрым прищуром карих глаз, неаккуратно причёсанными вихрами на голове и несвежим квадратиком пластыря на правой щеке. Он быстро скатился с крыльца, сунул Иванову свою сухую ладошку для приветствия и отрывисто произнёс:
– Здравствуйте, товарищи!
Обомлевший от неожиданности Миша Каратаев потрясённо наблюдал за происходящим. Он готов был голову дать на отсечение – с этим мужичком он расстался всего какой-нибудь час назад, и тогда фамилия этого человека была Волобуев.
– Ах, товарищи! – выпалил совершенно счастливый Волобуев-Шмудяков. – Вы и представить себе не можете, что я только что сотворил! Я же нашёл решение! Позиция Нимцова-Шонефельда! Ведь считалось, что решения нет! А оно есть! Я нашёл! Нашёл!
На радостях он привстал на цыпочки и поцеловал Мишу Каратаева в губы. У Миши отвисла челюсть. Шмудяков этого даже не заметил.
– А ведь ещё одно решение есть! – вдруг воскликнул он. – Есть! Ах ты, господи!
Схватился за голову и умчался в дом – записывать.
– Видите? – значительно сказал Антон Николаевич. – Я ведь вас предупреждал!
– А-а … Э-э, – произнёс совершенно деморализованный Миша.
– Что вы сказали?
– Э-э, – протяжно озвучил собственноручную растерянность Миша. – Э-э-это кто?
– Шахматист наш, Шмудяков. Я вам про него рассказывал.
– А там? – спросил Миша, безвольно тыча пальцем куда-то в горизонт.
– Где?
– Ну, комбайнёр, в смысле.
– Волобуев?
– Ну да!
– А что такое с Волобуевым? – озаботился Антон Николаевич.
– Они что – братья?
– Кто?
– Ну, эти. Волобуев и Шмудяков этот.
– Да вы что? – сказал Иванов. – Какие же они братья!
– Ну, похожи!
– Разве? – очень искренне удивился Антон Николаевич.
Должен вам сказать, что эту свою искренность он целую неделю репетировал под моим чутким руководством, и теперь у него всё так естественно получалось – не подкопаешься.
– Похожи, – растерянно подтвердил Миша и даже обернулся к своим спутникам, ища у них поддержки, но и на них искреннее удивление Антона Николаевича Иванова произвело столь сильное впечатление, что они уже не были уверены ни в чём.
Миша Каратаев злобно потёр виски, будто у него очень некстати разболелась голова.