Шоумен. Король и Злой Горбун
Шрифт:
Да, всё так. И по большому счёту даже при желании ничего Гончарову не смогут сделать. Да и за что?
– Так как насчёт моей просьбы? – уточнил Гончаров.
– Никак! – отрезал Дёмин.
– Напрасно. Я ведь вам ещё мог бы пригодиться.
– Это точно, – вздохнул Дёмин и нервно сжал кулаки.
– А что? – воодушевился Гончаров. – Я ведь мог бы ещё в съёмках поучаствовать.
– Ну уж нет, спасибо.
– Зря вы так. У меня и задумки есть. Я могу шпиона сыграть …
– Одного уже сыграли, достаточно.
– Или крутого мафиози, – невозмутимо продолжал Гончаров.
– Не нуждаемся.
– Или засекреченного космонавта, я уже всё продумал. А разыгрывать
Я встрепенулся. Всё, что он говорил до сих пор, было полной ерундой. Я сам подобных сюжетов придумывал в день по десятку и все их бестрепетно забраковывал. Потому что посадить нашего актёра перед разыгрываемым нами человеком и объявить человеку, что перед ним, допустим, крёстный отец местной мафии – это пустой номер, из которого ничего не вытянешь. Не смешно. Не на что потом смотреть. А вот Гончаров, пусть и неосознанно, сделал следующий шаг. Он предложил привнести в происходящее личный момент. Люди вырастают, взрослеют, у каждого своя судьба, кто-то смог подняться по ступеням жизни, кто-то считает себя неудачником, но у каждого существует труднообъяснимая потребность услышать хоть что-либо о чужих успехах или неудачах. Кем стал твой бывший сосед по парте? За кем замужем твоя первая любовь? Кто преуспел, а кто, напротив, спился? Это зачастую интересует больше, чем сплетни о жизни кинозвёзд. И вот если крёстным отцом, крутым мафиози, стал не абстрактный некто, а твой бывший дружок, с которым ты вместе шкодил и куролесил в детстве – вот это будет да!
– И что – есть кто-то на примете? – осведомился я. – Есть кого разыграть?
– Сколько угодно!
– И вы готовы поучаствовать?
– Ещё бы!
– Погоди, Женя, – вмешался Дёмин. – Давай отложим это на потом!
Он до сих пор не мог простить Гончарову коварства. Я же был не способен сердиться долго на кого бы то ни было. Особенно ввиду открывшихся перед моим взором перспектив.
– Пока всё только обсуждается, – примирительно сказал я. – Без каких-либо обязательств с нашей стороны.
Я видел Гончарова в деле. Чёрт побери, там, в ресторане, по нему действительно нельзя было сказать, что он двадцать лет прослесарил на заводе. И почему бы ему в таком случае и в самом деле не стать на денёк каким-нибудь супершпионом?
Дёмин, наверное, догадался о моём настроении, укоряюще вздохнул и буркнул:
– Ладно, езжай. Завтра поговорим.
Вышел из машины, демонстративно громко хлопнув дверцей. Я завёл двигатель.
– Я на вас надеюсь, – сказал Гончаров.
Он ни на секунду не забывал о своей Нине Тихоновне.
Мне всё-таки пришлось подняться к квартире вместе с ним. Нина Тихоновна, увидев мужа, упала к нему в объятия. Я не очень уверенно пробормотал, что в случившемся виноваты мы одни и что мы просим нас извинить, но женщина меня даже не слушала. Здесь сейчас я был лишним. И я ушёл.
Спустившись вниз, я обнаружил Дёмина.
– Я ехал за тобой, – сказал он.
Наверное, на всякий случай. Не доверял он этому Гончарову.
– Забудь о нём, – посоветовал мне Илья.
– Из этого что-то может получиться.
– Забудь!
– Я уже даже вижу, как мы будем это снимать.
– Не будем!
– Будем.
Дёмин заглянул мне в глаза и проникновенно произнёс:
– Он авантюрист, Женя!
Для него это, наверное, было очень убедительно. Но не для меня.
– Я и сам авантюрист, – засмеялся я.
– Вот это-то и плохо.
– А мне нравится.
Дёмин посмотрел печально. Чтобы отвлечь его от нехороших мыслей, я сказал:
– Всё в порядке, Илья. Продолжаем работать. Что там у нас на подходе?
– Бандитские разборки, – ответил он. – Жестокие рэкетиры, ящик с оружием и криминальный авторитет, держащий в страхе пол-Москвы.
– Когда сможем это снимать?
– Послезавтра.
6
Как правило, героев наших сюжетов мы отыскивали, перелопачивая тысячи приходящих на адрес телепередачи писем. Телезрители предлагали в претенденты на розыгрыш своих знакомых, родственников или сослуживцев. Иногда – нелюбимых начальников или столь же нелюбимых соседей по подъезду. И никогда себя лично. Мы всё-таки старались выбирать письма, написанные близкими родственниками или друзьями с многолетним стажем, потому что разыгранный нами человек, узнав о розыгрыше, мог повести себя по-разному, и тогда мы сообщали ему, по чьей наводке он попал в нашу передачу. Это сразу приглушало страсти – розыгрыш, затеянный своими же, воспринимался с меньшим недовольством. Опыт нас ещё ни разу не подводил.
Героем следующего сюжета программы «Вот так история!» должен был стать некий Саша Бобриков. Я видел его фото. Семнадцать лет. Без усов. Нескладен. Типичный подросток. Юношей его можно будет назвать годика через три. Он лишь недавно окончил школу и, как всякий недавний школяр, пока ещё очень смутно представлял себе свой дальнейший жизненный путь. На работу Саша так и не устроился, и дни проводил, лёжа на диване с книжкой в руках. Бобриков обожал детективы, но не заграничные, а свои, родные – те, что про «новых русских», про рэкет и про жестокие бандитские разборки. Обо всём этом на телевидение написала Сашина мама. Я, честно говоря, так и не уяснил для себя, что именно подвигло женщину на то, чтобы сделать своего сына героем телепрограммы, которую смотрит вся страна, но кое-какие догадки у меня были. Она, я думаю, устала смотреть на своего бездеятельного сына и решила устроить ему небольшую встряску. С нашей помощью. Мы не возражали.
Светлана съездила к Сашиной маме и провела в беседе с женщиной почти четыре часа. В результате сам собой сложился незамысловатый сценарий будущего действа. И место событий было подобрано рядом с Сашиным домом – обувная мастерская, хозяином и единственным работником которой был тщедушный старик с обвислыми усами. Звали его Ашот Гаспарян, и он носил изумительную по своим размерам кепку-«аэродром», по которой его можно было узнать издалека. Выслушав наше предложение поучаствовать в съёмках, старый Ашот только спросил:
– Я в тэлэвизари буду, да?
– Да, – с готовностью подтвердили мы.
– Карашо, – кивнул он в ответ, и кепка-«аэродром» колыхнулась.
Итак, Саша Бобриков с подачи своей матери, которая якобы обо всём договорилась с Ашотом, должен был приступить к работе в мастерской. На правах ученика, за небольшие деньги. Выслушав известие о работе от мамы, Саша Бобриков лишь пожал плечами, показывая, что лично ему всё равно. С этой минуты дело завертелось.
Мы решили, что придуманная нами история должна приключиться с Сашей Бобриковым в первый же день его работы на новом месте. Ашот Гаспарян трудился в крохотной, два на два метра, мастерской, давным-давно собственноручно сооружённой им в глубине жилого квартала. Вокруг кипела жизнь, где-то наверху выходили указы и постановления, сменялись правители, а у Ашота всё было по-прежнему. Всё так же несли ему в починку свою обувь жители окрестных домов, никому он не отказывал и всегда мог заработать на кусок хлеба независимо от того, какой общественный строй сегодня за окном. И в прежние времена, и сейчас никто не притеснял его явно. Считалось, что он кому-то платит, что и позволяет сохранять не очень прибыльный, но устойчивый бизнес, хотя никто ничего не знал наверняка, да и мало кого это, по чести сказать, волновало.