Схождение во ад
Шрифт:
Взять парня за жабры сложности не представляло. Уголовное дело, связанное с контрабандой было за недоказанностью приостановлено, но не закрыто, а, значит, в любую минуту на протяжении пятнадцати лет его архивного хранения могло снова стать актуальным, тем более, что, признательные показания Виктора, не отмеченные датой их написания, лежали у Трепетова в служебном сейфе.
После со всей возможной серьезностью, на бланках, увенчанных грифами "совершенно секретно", в присутствии побледневшей до синевы и потерявшей в очередной раз дар речи жертвы, были заполнены агентурные анкеты и подписка о неразглашении тайны, после
Кандалы сомкнулись.
Далее Трепетов проводил с подопечным псевдо-оперативные контакты, дабы тот не потерял чувства прочной узды; давал ему мелкие задания, а, ближе к середине восьмидесятых годов познакомилс Виктор с социалистической немкой и попросил "добро" на брак.
Тут перед Трепетовым встала дилемма. Теперь уже парня можно было вербовать и всерьез, однако, подумав, от такого решения он воздержался: куда лучше было иметь за границей своего карманного холуя, нежели официально зарегистрированного агента.
С оформлением выездных документов он Виктору посодействовал, вскоре тот отбыл в Берлин "на консервацию", где они и встретились в горячую для Трепетова пору воссоединения Германий, и лицезрением своего куратора Виктор был явно удручен, понимая, в какую попал передрягу, будучи уже подданным не сателлита могучего СССР, а независимого капиталистического государства, где к агентам иностранных спецслужб относились весьма неприязненно.
Логически обоснованных опасений Виктора Трепетов, конечно же, не опровергал. Наоборот: намекнул, что теперь, в новых условиях, начинается самая серьезная работа и, наконец-то, законсервированный агент будет востребован к действию.
Восторженной реакции на подобное заявление он, как ни старался, обнаружить не смог.
Между тем, Виктор, - человек деловой и толковый, быстро внедрился в верхушку хозяйственных кругов Западной группы войск, заработав немалые деньги на поставках водки, сигарет и продовольствия; открытая им компания по экспорту перегоняла фуры с консервами и спиртом на обширнейший рынок России еще с самого начала его формирования, и, судя по сведениям, которыми Трепетов располагал, подопечный его намеревался в ближайшем будущем вложить деньги в приобретение отеля на Канарских островах, что наилучшим образом свидетельствовало о - поистине географических масштабах его доходов.
В Берлине же жил Виктор в прекрасном, недавно отстроенным доме, заселенным преимущественно еврейскими и псевдо-еврейскими эмигрантами из России, неподалеку от Бранденбурских ворот. Возведен был дом прямо над бывшим бункером фюрера, и поначалу предназначался он для ответственных офицеров государственной безопасности ГДР, однако новая власть распорядидилась комфортабельным строением по-своему, изменив первоначально предполагавшийся контингент его обитателей.
Допив пиво, Трепетов вышел из аэропорта, тут же узрев дожидавшегося его Виктора, - кто поприветствовал его с сердечностью, достойной проявления высшего актерского мастерства.
– По делам?
– поинтересовался Виктор нейтральным тоном.
– Да вроде того, - ответил Трепетов небрежно.
– Чем... могу?
– Виктор раскрыл дверь спортивного "Мерседеса".
– Планы следующие, - садясь в машину, сказал Трепетов.
– Ужин. Отель. Попутно - общение с вами, мой милый друг...
– Где перекусим? У китайцев? Вьетнацев? Японцев? Виктор питал слабость к экзотической кухне.
– Едем в нормальный европейский кабак, - категорически завил Трепетов, не выносивший диковинок типа маринованных червяков, тухлых яиц, нашинкованного зеленью удава или же мозгов обезьяны, запеченных в майонезе с дольками ананасов.
Ужинали в дорогом рыбном ресторане в Западном Берлине.
– Садись, Витя, - сказал Трепетов, остуживая ладонь о мерзлый графин.
– Хлопнем водки!
Хлопнули.
– Я привез хорошие новости, - сообщил Трепетов, с удовольствием проглатывая скользкую плоть устрицы.
– Неужели?
– не удержался от саркастической усмешки подопечный.
– Представь себе. Ухожу на пенсию.
– Вот как?
– На сей раз в голосе Виктора сквозило искреннее удивление.
– Да, дружок, всему на свете приходит конец, как известно.
– Трепетов замолчал.
– Ну, а...
– Что будет с тобой, да?
– спросил Алексей участливо.
– Ну... хотелось бы знать...
– Я же сказал: я привез хорошие новости. Но - сначала преамбула. Как ты понимаешь, если человек попадает к нам, то уже навсегда...
– Очень хорошо понимаю.
– Во-от. Однако времена меняются. Кто мог предположить еще несколько лет назад, Витя, что ты - в костюме за тысячу, наверняка, долларов, будешь сидеть по той стороне стены, которой, впрочем, уже не существует, и запросто питаться устрицами и осьминогами, не считая сей факт за какое-то выдающееся событие, а?
– Не дождавшись ответа, продолжил: Итак, уходя на пенсию, я обязан передать всю агентуру преемнику. И начальство мое сей факт тщательным образом обязано проконтролировать.
– Кажется, я понял, - сказал Виктор.
– Сколько?
Трепетов с легкой улыбкой посмотрел на него, выдерживая паузу. Вспомнил: когда-то Виктор сломал себе передний верхний зуб, но времени вставить новый долго не находил, а потому кривил рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и остался привычно-перекошенным. Как у опереточного Мефистофеля.
Трепетов кашлянул. Затем произнес равнодушно:
– Двести тысяч.
– Марок?
– А? Нет, долларов.
– Безжалостный... приговор, - зло прищурился собеседник.
– Сумма установлена не мной, - пожал Трепетов плечами.
– Но у меня нет таких денег.
– Разве? А мне сообщили, что отель на Канарах еще не куплен. Источник ошибся?
– Х-ха...
– Виктор отбросил вилку на скатерть.
– А если не заплачу?.. Встану на "ручник" и - баста!
– А тебя никто не принуждает, - сказал Трепетов. Платить. И никто не собирается выдавать немецким властям. Или ты меня за вымогателя принимаешь? Разговор о другом. О дне завтрашнем. Дело в том, что в конторе у нас сейчас творится черт знает что, но проблема заключается не только в возможности утечки информации, а в тебе самом... Ну, кто ты есть? Чисто номинальная фигура. Нулевая. А такими во всякого рода играх жертвуют. Думай. Хочешь ходить под косой - ходи. Вполне вероятно, что все и обойдется. Но если уж переедет тебя колесо истории, ко мне прошу претензий не предъявлять. Я тебе, кроме добра, ничего не сделал. Ты осьминога-то ешь, вкусный.