Шпаги над звёздами
Шрифт:
Безликий голос записан на кристалле-дешифраторе. Это была стандартная процедура королевского флота.
Когда сброс информации был окончен, Усатая Харя тут же вывел на экран содержимое полученного пакета. Как он и предполагал, это оказался план операции, разработанный умниками из главного штаба. Пролистав его, дон Крушинка не удержался и презрительно фыркнул. Это был типичный «Dog & pony show». Величественный опус солидного учреждения, возглавлявшего давно не воевавший флот. Масса заумных тактических приемов и сложных маневров, которые должны проходить в идеальной согласованности, что в реальном бою абсолютно невозможно. Он поморщился и убрал изображение с экрана. Потом старательно дважды вычистил оперативную память и выключил консоль. Выйдя из кабинета, он спустился
– Вот что, старина. Давно вы болтаете о своем плане сражения?
– Да, почитай, уже месяц, – пожал плечами тот.
– Ну и как?
– Я же говорил, наметки есть. – Он окинул его испытующим взглядом и сварливо добавил: – А что ты хотел, если у нас нет никакой информации по королевскому флоту?
Усатая Харя вздохнул:
– Пошли.
Они поднялись в его кабинет. Дон Крушинка вставил кристалл, молча прослушал информацию об обязательной двойной очистке оперативной памяти, вывел на экран первую страницу плана штаба флота и, кивнув Старому Пердуну на свою скамейку, шлепнул перед ним пачку листов с самопиской:
– Вот, держи. Копировать и исправлять этот файл невозможно, умники из штаба флота это предусмотрели, но что все это можно банально перекатать с экрана – не додумались. Так что давай передувай секретные сведения. – Поймав удивленный взгляд Старого Пердуна, он усмехнулся: – И чтоб через три дня НОРМАЛЬНЫЙ план был у меня на столе.
С этими словами Усатая Харя вышел из кабинета. В конце концов, у него был только один выход – выиграть битву за Форпост. Сейчас он окончательно понял: никто, кроме него, этого сделать не сможет, а все остальное не имело значения. И еще он никак не мог понять, на кой дьявол Упрямый Бычок передал план с борта корвета именно сейчас, хотя его можно было с тем же успехом передать из главного штаба флота или из рук в руки спустя семь часов после приземления. Он не мог знать, что у самого Полярного круга, на незаметном среди нагромождений скал резервном пункте связи флота, офицер в чине коммандера, которая почти двое суток сидела в одиночку в аппаратной, отпустив дежурную смену, разогнула спину и удовлетворенно кивнула, глядя на экран консоли, где светился дешифрованный текст. Коммандер потерла поясницу и нажала несколько клавиш. Экран покрылся рябью, показывая, что текст снова зашифрован. Следующим нажатием информация была сжата в миллисекундный пакет и отправлена в указанный сектор пространства. Кто принял луч, ее не интересовало. Коммандер сделала свое дело и, как ей обещали, еще на один шаг приблизила независимость Реймейка.
Глава 2
Флот висел над Лузусом. Двое суток назад корабли донов начали подниматься с огромного плато, которое два месяца было их базой, и сосредоточиваться на орбите. Вообще-то в таком растянутом по времени выходе на орбиту не было особой необходимости, но Усатую Харю так очаровали здешние леса, что он приказал подниматься группами не более двух десятков кораблей с интервалом не менее часа, надеясь, что в этом случае ущерб для лесов будет минимальным. Королевский флот был на подходе, и до часа «Ч» оставалось совсем немного времени. Однако сейчас забрезжила надежда, что они смогут разгромить Врага. Неделю назад, когда Усатая Харя стоял на широкой лесной прогалине, превращенной в посадочное поле разъездных ботов и дисколетов, и смотрел, как «Бласко ниньяс» опускается, умело гася скорость, его снова одолели мрачные предчувствия. Когда корвет заглушил двигатели и выкинул трап, дон Крушинка не выдержал и двинулся вперед. В раскрывшемся люке показалось несколько фигур; узнав одну из них, Усатая Харя раздраженно выругался. Не дожидаясь, пока все спустятся на землю, он взбежал по ступеням трапа и ухватил Счастливчика за рукав:
– Какого…
– Умерьте свой пыл, адмирал, – перебил его Сивый Ус. – Наш друг сделал все, что мог. Не его вина, что ему пришлось сложить свои обязанности.
– У него была главная обязанность – быть рядом с королевой. Неужели я не мог бы обойтись без специального офицера связи? Мне нужна была твоя удача, Счастливчик, и именно
Однажды она ей пригодилась, – уныло произнес тот.
Усатая Харя непонимающе уставился на него, потом в его глазах вспыхнула тревога. Бесцеремонно ухватив Счастливчика за рукав, он стянул его с трапа и торопливо потащил за собой. Когда они достигли края поляны, дон Крушинка уселся на бревно и грозно посмотрел на Ива:
– Рассказывай!
Все, что рассказал ему Счастливчик, он выслушал молча, только глаза все больше наливались кровью. Когда Ив закончил, дон Крушинка несколько минут сидел молча, потом поднялся, стиснул кулаки и хрипло произнес:
– Если с ними что-нибудь случится… – но, не закончив фразу, повернулся и, сгорбясь, пошел к штабу.
Вечером того же дня он вызвал Старого Пердуна с наработками плана сражения и до утра сидел, запершись, гоняя на консоли разные варианты. Среди них был и такой, при котором драться за Форпост предстояло не только с Врагом, но и со всем королевским флотом.
Следующие несколько дней намного уменьшили его тревогу. Когда же Упрямый Бычок пояснил, что передача плана из пространства была инициативой флагман-капитана Эстель и официальный приказ был получен лично от нее за несколько мгновений до старта, у него, дона Крушинки, уже десять лет проварившегося в котле местных интриг и закулисной возни, появились кое-какие наметки. Сам он еще ни разу не пробовал сталкивать лбами своих противников, но не раз видел, как это с блеском проделывала Сандра. В конце концов, посидев еще несколько ночей, он остановился на варианте, требовавшем нейтрализации только трети королевского флота. Хотя даже и это показалось ему слишком много, но, как говорится, запас карман не тянет. Куда пристроить лишние боеспособные единицы – найдется, лучше уж пусть будет резерв. Единственное, что по-прежнему его сильно беспокоило, – это странное поведение Эстель. Надо было расшибиться в лепешку, но вернуть Счастливчика к королеве.
За два дня до объявленной мессы он собрал Большой круг. Вечером в штаб прибыли все капитаны и командиры эскадр. У каждого в боте или дисколете имелась бочка или иная емкость, в которую по окончании круга должны были перелить бренди, наготовленный командой «Бласко ниньяс». Когда капитаны расселись кто где по склонам небольшой лощины, в дальнем конце которой был установлен экран, снятый из рубки «Неприятной неожиданности». Усатая Харя неторопливо поднялся с чурбака. Гул голосов мало-помалу утих. Адмирал обвел взглядом лица, ясно различимые в свете двух огромных лун, висевших в вечернем небе. Микрофон разнес над лощиной его вздох, напоминавший звук, с которым волна накатывается на берег. Он сразу взял быка за рога.
– Мы в дерьме, доны, – веско произнес он, – мы в полном дерьме. Единственное, что сейчас не вызывает сомнений, так это то, что впереди враг, а вот кто будет прикрывать спину…
Судя по сдержанной реакции, особого удивления его слова не вызвали. Все молча ждали продолжения. Усатая Харя воодушевился:
– Не мне рассказывать вам о том, сколько славных парней сложило свои головы из-за того, что у нанявшей стороны разгоралась свара за власть. Здесь тоже начинается нечто подобное. Но мы к этому готовы. – Он снова обвел взглядом ряды капитанов: – Здесь находится большая часть всех благородных донов, которые могут сегодня поднять шпагу в защиту веры и во славу человечества. У нас прекрасные корабли и опытные командиры. И кто, кроме донов, может похвастаться тем, что столько раз получал удар в спину от вчерашнего союзника, но все равно побеждал? – Он перевел дух и закончил: – Через три дня мы идем в бой.
И снова ответом ему было невозмутимое молчание. В общем-то, в этой его речи особой необходимости не было. Доны давно все знали и обсудили между собой. Но предстоящая битва по масштабам ничуть не уступала ни рейду Черного Ярла на Зоврос, ни битве при Карраше, а в том и в другом случае и Черный Ярл и Толстый Ансельм перед битвой произносили речь, поэтому дон Крушинка предполагал, что сейчас его воины ждали от него того же. Да и сам он чувствовал потребность высказать боевым товарищам все, что накопилось на душе.