Шпилькой по хамству

Здравствуйте, меня зовут Мария Соборская, мне тридцать лет и я мать одиночка.

Моей дочери четыре года, а если спросить Лерку, она бы ответила четыре с половиной и гордо вытянула пятерню с загнутым наполовину мизинчиком.

Нахожусь в разводе три года. Мой бывший муж бросил нас с дочерью на произвол судьбы, ибо ему очень был нужен “наследник“! Поставив перед фактом: его любовница носит ему мальчика- продолжателя рода. Дочь- это, конечно, хорошо. Но, сын- будущее

фамилии Соборских. Собрал вещи и канул в Лету. Но что наследовать, я так и не поняла: кредит ли на автомобиль или хронические заболевания господ Соборских, никто не объяснил.

Вот так, наверное, я должна была представиться на встрече матерей- одиночек нашего района, куда любезно меня записала моя подруга Лёля.

Я же только вытаращила глаза на нее, покрутила у виска с характерным присвистом и села обдумывать, как же строить жизнь дальше, когда одна постоянная в уравнении оказалась переменной. А переменная, вернее переменный, как и предполагалось не особо хотел помогать материально своей дочери. Дабы не обделить своего будущего сына и дать “самое лучшее”. После этой фразы я обалдела, но все аргументы и доводы, типа “Лера тоже твой ребенок” прошли мимо ушей супруга.

Сидела и думу думала, не одна, с Лёлей- Ольгой Владимировной Болотовой. Лучшей подругой и соседкой по подъезду в одном лице. Она цедила второй бокал вина, а я смотрела перед собой и вела нехитрые подсчеты.

Что мы имеем на данный момент? Квартира- это раз. Своя. Три комнаты и огромные счета за коммуналку. Осталась в наследство от родителей.

Машинка японского производства, старенькая и красненькая- почти мечта любой дамы. “Девочку” я свою любила не смотря на ее преклонные лета, служила она мне верой и правдой, и надеюсь, прослужит еще- это два.

Должность девушки-улыбки на ресепшене офисного здания по выходным. В котором находилось практически все, что можно пожелать. Начиная от тату салона и заканчивая ритуальными услугами. Работа была не пыльная, в выходные посетителей минимум, так как семьдесят процентов организаций не функционировало. Отсюда и все вытекающие в виде минимальной зарплаты, но приятной компании и легких бесед с ребятами из охраны, которые дежурили- это три. И тут, из моих подсчетов меня вырвала Лёля:

— Марусь, ты меня пугаешь, начни хотя бы моргать. На. Вот, попей чайку.

Я же проморгалась и уставилась на нее:

— Не сходится…

— Что не сходится, Марусь?

— Дебет с кредитом не сходится, где денег взять?! Лерку в сад не возьмут, мы записывались на три года, а ей сейчас только полтора. На что жить? — жалобно спросила подругу.

— Ну, ты что. Дядька тебя не бросит. Он же любит тебя, как родную, а может даже больше, чем своих оболтусов, — улыбнувшись, сказала подруга.

— И сколько мы будем сидеть на его шее? Он еще не знает, что Лёша ушел. Честно говоря, боюсь признаваться. Не хочу лишних расспросов, он и так его не особо жаловал. Может он его придушит, а? И легче станет, — спросила с надеждой.

— О-о-о, смотрю, чувство юмора начинает возвращаться. Это отлично!

Ты бы позвонила дяде Сане, да сказала. Вторая неделя пошла, как разошлись. Он тебе точно уши открутит, если узнает от чужих людей.

Я согласно кивнула:

— Завтра с утра позвоню. Честное слово!

— Марусь! Я что тут думаю, тебе же предлагали постоянное место: пять через два. Ты еще не отказалась?

— Нет, а кто с Леркой будет сидеть? Пушкин?

— Почему Пушкин? Я, мне- то какая разница, с одним или с двумя. Они с Мишей примерно одного возраста. Вот и будут вместе расти да развиваться.

— Не говори глупости, зачем тебе это нужно? Зарплату обещают больше, но не такую чтобы я смогла позволить няню.

— А ты мне будешь чисто символически платить. Ну, там на ноготочки. Помадку. И Ваня меньше будет зудеть, что я просто так деньги трачу.

— О. Вот вначале у Вани спроси, хочет ли он, чтобы у него в доме еще один ребенок порядки наводил. Ты же сама знаешь, Лера, то обои разрисует, то ершиком от унитаза сапоги почистит…

— Захочет! Это я беру на себя. Маруська, это ж не на всю жизнь, а временно, пока в садик не пойдет. Да и любим мы тебя, как бросить можно?!

И подруга меня крепко обняла.

— Спасибо, Лёль, я вас тоже сильно люблю.

На том и договорились. И действительно, Лёлин муж был не против, и грозился выдернуть ноги Лёше при встрече. Я же только стояла и глупо улыбалась, глядя на своих друзей, которые старались поддержать изо всех сил. А когда они ушли домой, уложила Леру спать. И пока никто не видит, заливала подушку слезами.

Утром, как и обещала, позвонила папе Саше с мамой Леной.

После смерти родителей, дядя и тетя забрали меня в семью. Растили, как родную дочь. Лечили мои детские болячки. Терпели подростковые выходки и пережили вместе со мной первую любовь к однокласснику.

К слову, выходки терпели не только мои, но и двух своих сыновей, которые потрепали им нервы еще больше.

С Андреем мы одногодки, а Макс младше на два года. Вот такой бандой, да еще и вместе с соседними ребятами нарушали спокойствие.

Лет до четырнадцати, меня нельзя было отличить от мальчика. Ни внешне, ни поведением. Так продолжалось ровно до того момента, пока не выросла грудь. И уже тогда поняла: грудь- это зло!

На меня стали как-то странно посматривать, а особо прыткие распускали руки. Надо отдать должное, братья в обиду не давали, да и сама могла сдачи дать. Но жизнь явно осложнилась.

После пары инцидентов, когда я буквально спасалась от “кавалеров” бегством. Мама Лена провела с нами разъяснительную беседу на тему “Пестики- тычинки”. О возможностях и последствиях.

Расписала в самых ярких красках так, что охоту общаться с противоположным полом отшибло напрочь. Мы слушали внимательно, сидя с красными лицами. От стеснения, с особым усердием изучали рисунок ковра под ногами.

Мама Лена же, с завидным энтузиазмом тыкала пальцами в плакаты, которые она стащила с работы. И устрашающе вещала, не стесняясь в выражениях.