Шпион Его Величества
Шрифт:
Высокий человек, продолжая прятать лицо в складках черного плаща, коротко переговорил с хозяином трактира и потребовал две комнаты: одну большую для себя и для пажа, одну маленькую — для своих товарищей. Он говорил на хорошем немецком языке, но с каким-то непонятным акцентом. Но хозяин больше обратил внимание на большую нервозность в поведении этого высокого ростом человека.
Со стороны казалось, что он всего боится и от кого-то сейчас прячется.
Уже в трактире человек попросил хозяина заложить для него дрожки, чтобы отвезти его к господину Шенборну. Хозяин, разумеется, не знал, кто же это такой господин Шенборн, и поинтересовался у незнакомца, знает ли тот адрес, где этот господин проживает? Когда тот ему разъяснил, что имел в виду господина Шенборна, канцлера Священной Римской
Было уже девять часов вечера, когда канцлер Священной Римской империи Руди Шенборн прошел в свою спальню и начал раздеваться, чтобы отойти ко сну. Он перекрестился и, подобрав ночную рубашку, совсем уже собрался шагнуть под балдахин, чтобы возлечь на нежные шелковые простыни, когда в спальню неожиданно вошел слуга. Громким шепотом он сообщил, что внизу к канцлеру пытается прорваться странный незнакомец, который хочет срочно с ним переговорить. В этот момент дверь спальни шумно распахнулась, в нее ворвался человек, лицо которого показалось Шенборну знакомым.
Человек не говорил, а кричал дурным голосом на немецком языке:
— Господин канцлер, мне срочно нужно встретиться с императором. Я пришел искать у него защиты. Император — мой свояк, и он обязательно мне должен помочь. Он должен спасти мою жизнь и жизнь моих бедных детей, так как отец хочет нас погубить и лишить престола.
С большим трудом канцлер признал в этом вечернем горлопане сына московского государя Петра Алексеевича, царевича Алексея. Он пришел в тихий ужас и от слов царевича, и от самой ситуации, в которой был вынужден принимать участие и говорить с царевичем Алексеем Петровичем. Прежде всего, Шенборн постарался успокоить царевича Алексея, говоря ему, что сейчас он находится в безопасности, никто в этом месте не собирается его убивать или терзать. Через короткую паузу канцлер добавил, не мог бы Алексей Петрович объяснить, какая такая беда или несчастье привели его в императорскую Вену.
— Отец принял решение и хочет меня погубить, а я ни в чем не виноват. Я слабый человек, ни в чем ему не противился и не отказывал. Алексашка Меншиков меня так нарочно воспитал; споил, умышленно расстроил мое здоровье. Отец мне говорит, что я не гожусь ни к войне, ни к правлению, поэтому хочет меня постричь в монахи и посадить в монастырь, чтоб отнять престол… Я не хочу в монастырь… Пусть император защитит меня и сохранит мою жизнь.
Пока царевич рассказывал свою историю, он и минуты не мог спокойно постоять на месте, беспокойно метался по спальне имперского канцлера, сметая все на своем пути. Задел кресло, и оно кубарем покатилось в дальний угол спальни, а Алексей Петрович этого даже не заметил. Вдруг у него пересохло горло, он потребовал пива, но в доме Шенборна такого напитка никогда не бывало. Слуги принесли легкого мозельвейна и дали бокал Алексею Петровичу. Залпом осушив бокал, царевич рукавом кафтана вытер рот и потребовал немедленной встречи с Карлом VI, [94] императором Священной Римской империи и своим родственником.
94
Карл VI (1 октября 1685 — 20 октября 1740) — император Священной Римской империи с 17 апреля 1711 года, последний потомок Габсбургов по прямой мужской линии. Король Чехии с 17 апреля 1711 года, король Венгрии с 17 апреля 1711 года и претендент на испанский престол.
Спокойным и вежливым голосом канцлер Шенборн сказал, что сейчас время уже позднее, завтра, как только император проснется, он доложит ему о прибытии Алексея Петровича в Вену и о его конфиденткой просьбе. А до этого времени канцлер посоветовал царевичу запереться в помещении и на улицу своего носа не показывать, ожидая решения императора.
Хозяин венского трактира всю ночь не мог заснуть, беспокойно ворочаясь в постели и постоянно переваливаясь с боку на бок. Все это время ему спать не давали беспокойные и нехорошие мысли о постояльцах, об этих странных приезжих людях, которые три дня назад поселились в его гостинице.
Подполковник Коханский, как назвался высокий ростом человек, вместе с маленьким пареньком занял большую комнату. Паренек, по всей очевидности, был личным слугой подполковника, его пажом, но он совершенно не следил и никак не присматривал за своим господином. Служанка, которая занималась уборкой комнат постояльцев, уже вчера приходила вся в слезах и заявила, что не будет за хозяйские гроши убирать комнаты этих господ.
— Я многое на своем веку повидала, господин, но такого безобразия я еще не видела! — кричала служанка, обращаясь к хозяину. — Эти приезжие господа свои комнаты превратили в настоящий хлев для животных. Прямо в сапогах они ложатся в постель, белье которой сплошь в больших и жирных пятнах грязи, их невозможно отстирать. Мебель в комнате порушена, везде валяются объедки и пустые бутылки из-под вина и водки, а в одном углу… сильно наблевано. Одним словом, срам, да и только. Если судить по простыням, то мальчишка спит с господином и этого совершенно не стесняется. Если вы, господин, не прибавите мне денег за уборку этих комнат, то убирать я там не буду, — рыдала безутешная служанка.
Хозяин трактира и гостиницы, старый венский еврей, который много на своем веку насмотрелся, рано утром, едва поднявшись с постели, отправился к подполковнику Коханскому, чтобы переговорить с ним по поводу безобразий, творимых в комнатах гостиницы. Но когда, вежливо постучав, он приоткрыл дверь в большую комнату, то от увиденной картины едва не свалился в обморок: господин подполковник увлеченно занимался любовью с мальчишкой. Но, присмотревшись, хозяин гостиницы сумел разглядеть, что «мальчишка» имел красивую девичью грудь и длинные волосы на голове. Нервишки старого венского еврея этого богохульства не выдержали: как это можно при белом свете дня, да еще сзади, любить то ли девушку, то ли мальчишку!
Перекрестившись, хозяин гостиницы решил не беспокоить этих господ, оставив разговор с подполковником на более позднее время. Он покинул большую комнату и отправился в малую комнату, чтобы образумить ее постояльцев. Подойдя к комнате, он фалангами пальцев вежливо постучал в дверь. Никто не ответил, хотя в комнате были слышны какие-то странные голоса. Хозяин снова постучал в дверь и снова не получил ответа. Тогда он набрался решимости и после третьего стука, повернув ручку, вошел в комнату, где первым делом ему в нос ударил страшный смрад водочного перегара и аромат ношеных портянок.
На полу на матрасах в фривольных позах и в фривольной одежде, в одном только исподнем, лежали три мужика. Когда дорожные путники занимали комнату, то они потребовали себе тюфяки с сеном, которых у хозяина приличной венской гостиницы, разумеется, не оказалось. Пришлось им выдать настоящие немецкие перины, которые эти постояльцы превратили в незнамо что, так как они, по всей очевидности, спали на них в одежде и в сапогах. Пока хозяин трактира и гостиницы мучительно долго искал ответ на вопрос, почему сейчас постояльцы неприлично раздеты, а по ночам на матрасах спят одетыми и в сапогах, один из постояльцев на ломаном немецком языке поинтересовался:
— Ты чего хочешь, мужик?
Хозяину трактира и гостиницы потребовалось мгновение, чтобы понять, что эта троица пьяна. И не просто пьяна, а по-свински пьяна и ничего в данный момент не соображает. Разговаривать с такими людьми было не о чем, их просто не стоило трогать, от них можно было бы ожидать только одни проблемы. Старый венец тяжело вздохнул и решил это дело пустить на самотек, легче пару грошей заплатить служанке, но зато сбережешь здоровье.
Через пару часов пятерка этих странных людей спустилась в обеденную залу для завтрака, на который они заказали большие блюда картошки с жареной свининой. Затем эти люди попросили принести анисовки и много буженины. Буженина в трактире имелась в наличии, но вот что касается анисовки, хозяину пришлось по этому вопросу самому и долго разбираться с подполковником, что он имел в виду в отношении этого напитка.