Шпион федерального значения

Ильин Андрей

— Дикие люди! — тихо сказала вдова Умара, когда чеченцы наконец-то ушли. Но тут же поймала на себе злобный взгляд своего сына и осеклась.

Она была русской, была москвичкой, но вышла замуж за чеченца, которому родила сына — чеченца. Выходящие замуж молоденькие девицы редко задумываются над тем, кем будут и как к ним будут относиться их, пока еще нерожденные, дети.

— Не смей так говорить, — напряженно сказал Гази. — Он погиб как герой! Его убили русские. Твои русские!..

И, резко повернувшись, ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Русского ребенка русская мать за грубость могла бы поставить в угол, отшлепать по попке ремешком или лишить сладкого. Чеченского

мальчика отшлепать невозможно. Чеченский мальчик — это не мальчик, это мужчина. Чеченский мальчик, у которого убили отца, больше чем мужчина — это глава семьи. Когда других мужчин в семье не остается, мать должна подчиняться старшему сыну, как подчинялась до того своему мужу.

Так случилось, что в семье Асламбековых других мужчин не осталось — Гази был последним. А раз так, то за кровь убитого русскими отца должен был мстить он. Потому что прощать обиды нельзя! Их нужно смывать… Кровью обидчика!

Так было.

Так есть.

И так должно быть!

Его дед, у которого убили отца, не бегал жаловаться в милицию, он взял отцовский кинжал и, подкараулив, поздней ночью зарезал убийцу возле самого порога его дома. Через неделю родственники убитого отыскали, выкрали и прикончили его младшего брата. Но и тогда дед не обратился к власти. Он сказал следователям, что не знает, кто убил его брата, что скорее всего это были случайные грабители. Чеченец не должен перекладывать свои проблемы на других — он должен решать их сам! Целый год он вынашивал планы мести. Через год в семье обидчиков случилось горе — кто-то неизвестный застрелил предпоследнего из мужчин. Кто был этим неизвестным, все прекрасно знали. К деду снова пришли милиционеры, которые забрали его в тюрьму. Но доказать его вину не смогли, возможно, потому, что не очень старались. Дед просидел полгода и вышел на свободу. Вышел, чтобы умереть. Его нашли на улице с перерезанным от уха до уха горлом. Но до того он успел жениться и родить сына. Отца Умара Асламбекова. В отличие от деда, тот свою жизнь прожил довольно спокойно, занимая высокие должности и почитая устав партии больше, чем закон гор. Хотя всем было известно, что один из его врагов умер не своей смертью, и очень многие поговаривали, что не случайно. Наверное, Умар пошел в отца больше, чем в деда, потому что всю жизнь избегал открытых конфликтов. Он кончил институт, став историком, и поступил в аспирантуру в Москве. Он был против войны, считая, что Чечня должна находиться в составе России, что обусловлено историческими предпосылками и просто здравым смыслом. Живя среди русских и женившись на русской, он стал почти русским. Но когда его отца за то, что он ответил на оскорбление, адресованное его жене, застрелили русские солдаты-срочники, ему пришлось вспомнить, что он чеченец. И взяться за оружие… из которого он даже ни разу не выстрелил! Он был чеченцем, но он не был боевиком. Единственное, что он мог сделать для своего народа, — это отдать за него свою жизнь…

Умар Асламбеков умер, отомстив за своего убитого отца.

Но умер неотмщенным…

За его смерть должен был мстить его сын. Гази Асламбеков. По европейским понятиям — ребенок. По чеченским — мужчина, глава семьи, боец и кровник!

Для Умара Асламбекова война закончилась.

Для Гази Асламбекова только-только началась…

Глава 4

Али Гайсултанов второй год находился во всероссийском розыске. Его размноженный тысячными тиражами портрет лежал в папочках оперов, под стеклом в кабинетах участковых милиционеров и был развешан на досках «Их разыскивает милиция». Любой опознавший объявленною в розыск преступника постовой обязан был сообщить о нем в ближайшее ОВД и предпринять все возможные

меры для его задержания, вплоть до применения табельного оружия на поражение.

А все потому, что Али Гайсултанов был не просто рецидивистом, умыкнувшим чужой кошелек, — он был чеченским полевым командиром, спровадившим на тот свет не одно отделение русских солдат, о чем в его деле были подшиты многочисленные свидетельские показания и приложены видеокассеты, где можно было видеть, как он собственноручно расстреливает взятых в плен контрактников и демонстрирует в кадре их отрезанные головы.

Али Гайсултанова искали по всей стране, искали в Чечне, искали через близких и дальних родственников. И все же, несмотря на все усилия Министерства внутренних дел, ФСБ и Минобороны, Али Гайсултанов продолжал находиться на свободе. Он был неуловим…

— Я вынужден попросить вас подождать еще несколько минут, — вежливо извинился референт.

Али Гайсултанов кивнул.

Его искали в горных ущельях, в схронах, в пещерах, а он был не там. Он, в добротном твидовом костюме, сидел в кожаном кресле в одной из кремлевских приемных, расположенной в нескольких кварталах от Лубянки с Петровкой. Можно сказать, в самом центре Москвы.

— Прошу вас.

Али вскочил на ноги и шагнул в кабинет. Хозяин кабинета встал ему навстречу, радушно улыбаясь и протягивая руку:

— Очень рад вас видеть.

Хозяин кабинета не был рад его видеть. Куда больше он бы обрадовался, увидев его в гробу в белых тапочках. Но политика не клуб по интересам, где можно выбирать себе собеседников по душе.

— Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо.

Еще сутки назад Али Гайсултанов выглядел не столь импозантно. Сутки назад он лежал в грязном камуфляже в вонючем схроне, на грубо сколоченных, застеленных буркой нарах, подложив под голову АКМ. Костюм и штиблеты ему выдали уже здесь.

На Али вышли по длинной цепочке родственных связей, при посредничестве старейшин его тейпа и местного имама, провели переговоры и вывезли в Москву военным транспортом. Люди, обеспечившие ему «зеленый свет», работали в той самой организации, что и их коллеги, которые искали таких же, как Али, боевиков, вязали их или мочили при попытке к бегству.

— Вы раньше бывали в Москве?

Али в Москве бывал, и не один раз, но давно, когда еще работал снабженцем в райторге и ездил в министерство выбивать фонды. С тех пор много воды утекло. И еще больше крови…

Следующий вопрос был тоже дежурным, но совершенно неуместным:

— Как ваша семья?..

А — никак. Семьи у Али не было, потому что его семью убили русские солдаты, дав залп из тяжелых орудий по его родовой деревне. Непростительную промашку допустили референты, готовившие эту встречу.

Но русский чиновник не заметил неловкой паузы. Его менее всего интересовал ответ на вопрос о семье, его интересовало совсем другое.

— Да, кстати, я должен вам передать вот это, — сказал чиновник, вытаскивая из ящика письменного стола и протягивая собеседнику какой-то конверт.

Конверт был почтовый, но без штемпелей и адресов. Был стерильно чистым. Али машинально рванул его по краю.

В конверте был крупно исписанный лист бумаги. Почерк был знакомый. Так это же… Это!.. Это было письмо от его погибшего два года назад младшего брата.

— Но как же? Его же нет… — не сдержавшись, удивленно сказал Али.

За его братом ночью приехали федералы. Они вломились в их дом, вышибая прикладами двери, скрутили ему руки и, связанного, лежащего на полу, долго пинали ногами. Потом уже, полумертвого, подхватили под руки, подволокли к машине и бросили в кузов, словно мешок картошки. Его увезли, как увозили многих до него и после него. Увезли навсегда.