Шпион, который спас мир. Том 1
Шрифт:
Пеньковскому не терпелось обсудить, каким образом добытые им и переданные спецгруппе секретные военные сведения могли быть использованы Соединенными Штатами и Великобританией, не скомпрометировав его самого. На карту была поставлена его собственная безопасность. Если о переданном им материале станет широко известно, то до Москвы дойдут слухи, что у американцев и англичан появился новый хороший источник. Тогда начались бы широкомасштабные поиски этой утечки, как и в случае с американцами, которые рвались выследить того, кто передал в руки Советов американские военные
Главной темой второй встречи были технические вопросы работы ГРУ. Пеньковский переписал от руки последний список кличек оперативников ГРУ и объяснил членам спецгруппы, как им пользоваться. Он дал точное описание оперативных машин ГРУ, в основном иностранных марок, которые находились на автобазе ГРУ на улице Грицевец, в двух кварталах от Министерства обороны, недалеко от Арбата.
Пеньковский гордо заявил, что целых тридцать часов обдумывал, как не попасться агентам иностранной контрразведки.
— Я знаю, где и что можно спрятать в «Понтиаке», «Форде», «Мерседес-Бенце», например на полу и в подлокотниках. Впереди, где сидят водитель и пассажир, пол приподнимается, а под ним — дыра. Если меня преследуют, материалы можно выбросить: меня ловят, а у меня ничего нет. Поэтому машины устроены так, что, когда они останавливаются или тормозят, красные сигнальные лампочки сзади не срабатывают. Когда кто-то высаживается или садится в салон, салон не освещается, и существует много мест, где можно спрятаться. Так сделаны все оперативные машины. И такая еще выдумка: когда снимают металлический каркас обивки, образуется место, где можно спрятаться. Никогда не догадаешься, что там кто-то сидит.
Пеньковский подчеркнул, как для ГРУ важен такой источник разведданных, как радиоперехват, и указал местонахождение точек радиоперехвата в каждом военном округе Советского Союза, который граничит с несоциалистической страной. Затем, словно игроки неожиданно объединившихся соперничающих команд, Кайзвальтер и Пеньковский стали по очереди анализировать карьеры сотрудников ГРУ. Кайзвальтер описывал каждого офицера, а Пеньковский указывал его отличительные черты: у одного генерала золотые зубы, другой попросил у Пеньковского помочь поставить ему телефон, красотка-жена третьего любит заводить романы…
Они продолжали обсуждать список, но Пеньковский немного отвлекся, чтобы описать политическое положение внутри Советского Союза. Он рассказал о голодном бунте в Воронеже, в 880 километрах к югу от Москвы, который был подавлен силой. Члены спецгруппы услышали об ужасных условиях жизни в сельской местности, о том, что государство не разрешает колхозникам держать коров, и о полном крахе системы коллективного хозяйства. И хотя такая информация представляла достаточный интерес, это было не то, о чем членам спецгруппы необходимо было знать в первую очередь. Кайзвальтер постарался снова перевести разговор на оперативные темы: на вопрос о личной безопасности Пеньковского и на то, как дальше держать
Пеньковский не был готов к разговору об этом. Все еще не прощая обиды за долгое ожидание, он спросил, почему с ним не связались раньше.
— Почему же мне не могли написать хоть пару слов о том, например, что придется ждать еще восемь месяцев? — спросил он.
— Это можно было сделать, — ответил Кайзвальтер. — Но мы специально не торопились, пока не были готовы передать вам инструкции, как лучше переправить нам материалы. Это было сделано для того, чтобы максимально обезопасить вас и нашего человека.
Пеньковский, который, по всей вероятности, осознавал рискованность встречи с двумя американскими студентами, снова рассказал о своих тревогах по поводу разговора с ними:
— Я совершил ошибку. Я хотел, как положено, попрощаться с ними на набережной, но в переулке мы натолкнулись на двух милиционеров. Студенты заметили, что я встревожен. Когда я сказал им по-русски, что нам надо зайти в подъезд, чтобы обо всем договориться, они испугались и ушли. Они пошли по улице Осипенко к гостинице «Балчуг», а я шел следом, поскольку боялся, что они выбросят документы. А потом после такого долгого молчания я решил, что если они не выкинули документы по дороге, то могли после спустить их в туалет в гостинице{103}.
А теперь должен вас предупредить: если вы в будущем захотите мне позвонить, не говорите по-английски. Что, кстати, хотел сказать человек, который позвонил мне в воскресенье в 11 утра? Единственное, что я понял, было слово «март».
— Март, конечно же, название месяца, — объяснил Кайзвальтер. — Он пытался передать вам, что с вами свяжутся в марте или апреле. Затем он сказал, что вам надо терпеливо ждать и, пока вам не Дадут знать, ни с кем не вступать в контакт. Будет дан знак, и вам снова позвонят.
— Все это можно было передать двумя словами, — заворчал Пеньковский. — Почему вы не оставили эту информацию за батареей?{104}
— Потому что это означало лишь одно — продолжайте ждать. А возвращение к тому же тайнику с новыми полными инструкциями могло создать дополнительный риск.
— Люди все время туда заходят, — возразил Пеньковский, выбравший для тайника именно такое место, где обычно было полно народу.
— Зачем же дважды использовать тайник для этой цели, когда сделать это один раз намного безопаснее? — спросил Кайзвальтер.
— Тем не менее, — настаивал Пеньковский, — все, что нужно было сделать, это положить записку, в которой бы говорилось, чтобы я подождал и что документы попали по адресу. Уверен, что в то время за мной вообще никто не следил.
— По всей вероятности, нет, — согласился Кайзвальтер. — Но, скорее всего, следят за нашим человеком, которого мы хотели послать, чтобы установить с вами контакт. Следовательно, это наблюдение представляет опасность и для вас.
— Но вы поверили мне, что у меня были еще документы, которые я намеревался вам переправить?