Шпион по призванию
Шрифт:
Если, в конце концов, архиепископ Тулузский в понедельник вечером наложит вето на план месье де Рошамбо, Роджер всегда может сказать, что решил подождать с отъездом, пока не получит дополнительных известий о состоянии матери.
В понедельник утром Роджер отправился к виконту де ла Тур д'Овернь и сообщил ему вымышленную причину своего возможного отъезда. Он также передал ему письмо мистеру Гилберту Максвеллу, но в двойном конверте, скрывавшем адрес, и с указанием вскрыть наружный конверт и отправить письмо только в случае его смерти.
Ему было стыдно обманывать честного и прямодушного друга – Роджер и без того испытывал угрызения совести, заставляя виконта предполагать, будто он, как секретарь месье де Рошамбо, никогда не решался признаться Атенаис в своей страстной любви и что она не отвечала на его чувства с таким же пылом. Но в последнем случае пострадала бы честь Атенаис, а в первом Роджер полагал, что, пытаясь предотвратить войну, служит истинным интересам не только Британии, но и Франции.
Вернувшись в особняк, Роджер рассказал о серьезной болезни матери Пентандру и месье Ролану, а также мадам Мари-Анже, с которой столкнулся на лестнице, чувствуя уверенность, что по этому каналу история достигнет Атенаис.
Во второй половине дня маркиз ушел, не требуя услуг Роджера, поэтому юноша поднялся к себе и немного поспал. В шесть часов, умывшись и принарядившись, словно он отправлялся на аудиенцию к королю, Роджер снял со стены шпагу и медленно, но решительно спустился вниз, сознавая, что теперь лишь одному Богу известно, поднимется ли он когда-нибудь по этой лестнице вновь.
Глава 22
ОТЧАЯННЫЕ МЕРЫ
Роджер обнаружил виконта де ла Тур д'Овернь ожидающим его на улице Ришелье. Оба были серьезны, но старались держаться так, будто встретились лишь для того, чтобы отправиться верхом на ужин к общему другу, живущему в пригороде. Когда они повернули лошадей на улицу Пти-Шан, виконт небрежно заметил, что им повезло с прекрасным вечером, на что Роджер выразил надежду, что сухая погода продержится и далее.
Им предстояло проехать около восьми миль, но времени у них было достаточно, поэтому они пускали лошадей в галоп только на зеленых лужайках Булонского леса. В Сен-Клу они пересекли реку и свернули к Севру. Добравшись до деревни, Роджер вновь заговорил о вымышленной болезни матери.
– Я все еще не решил, уехать ли мне из Парижа завтра утром или же подождать дополнительных известий. Перечитав письмо матери, я подумал, что поначалу чрезмерно встревожился, но я никогда себе не прощу, если она умрет, не дав мне своего благословения.
– На вашем месте я бы ничего не решал до завтра, – посоветовал виконт. – Ваши мысли прояснятся, когда сегодняшнее дело будет улажено.
Нервы Роджера были напряжены, и он с трудом сдержал приступ истерического смеха, услышав выражение, выбранное его другом. Разумеется, виконт имел в виду дуэль, но слова «сегодняшнее дело» еще лучше подходили к совещанию, которое месье де Рошамбо собирался провести в десять вечера. От решения архиепископа Тулузского зависело, останется ли Роджер (если он не погибнет в поединке) в Париже или же уедет завтра утром, объяснив причину маркизу. Как бы то ни было, виконт дал именно такой совет, на который надеялся Роджер, и поэтому он охотно принял его.
В полумиле к югу от Севра, на северной окраине Медонского леса, они увидели на обочине дороги карету аббата. Подъезжая к ней, Роджер надел маску, дабы кучер впоследствии не смог его опознать. В сотне ярдов от кареты они остановились, Роджер спешился, передав виконту поводья, и направился приветствовать аббата.
Подойдя к карете, Роджер увидел, что де Перигор был не один – рядом с ним сидел низенький толстый человечек с плотной повязкой на глазах. Аббат приложил палец к губам, призывая к молчанию, потом взял Роджера под руку и, прихрамывая, двинулся вместе с ним назад к виконту.
– Вижу, вы все-таки захватили с собой друга, – заметил де Перигор, когда они оказались вне пределов слышимости толстяка в карете.
– Это месье де ла Тур д'Овернь, – объяснил Роджер. – Когда я рассказал ему о своем плане, он настоял на том, чтобы сопровождать меня, дабы оказать мне помощь в случае непредвиденных обстоятельств. Но я вижу, у вас также имеется спутник.
Аббат кивнул:
– Мой спутник – врач. Его присутствие не поможет вам избежать обвинения в убийстве, если вы прикончите де Келюса, но, по крайней мере, придаст встрече характер дела чести, а не разбойного нападения. Я также захватил две дуэльные шпаги, чтобы месье граф мог выбрать подходящую ему по длине, на случай если он взял с собой только придворную шпагу.
– Вы подумали обо всем, – с признательностью промолвил Роджер и, когда аббат и виконт приветствовали друг друга, добавил: – Теперь меня беспокоит лишь одно. Де Келюс и его слуги наверняка узнают вас обоих. Если дело закончится его гибелью, то я опасаюсь, что вас могут привлечь в качестве сообщников неизвестного убийцы. Поэтому я хочу, чтобы, как только граф выйдет из кареты, вы оба оставили нас, дабы не оказаться свидетелями схватки.
– В этом нет необходимости, – возразил аббат. – Впоследствии мы можем заявить, что сопровождали вас только с целью договориться о вашей встрече с графом в другое время и в другом месте. Не наша вина, что вы оба впали в бешенство, а когда поединок начался, мы уже не могли его остановить.
Виконт кивнул:
– Это объяснение избавит нас от неприятностей.
– Допустим, – согласился Роджер, – но расследование все равно состоится, и суд потребует от вас назвать человека в маске, которого вы сопровождали. Но для мадемуазель де Рошамбо так же важно, как и для меня самого, чтобы моя личность оставалась в тайне.
– Я подумал и об этом, – улыбнулся аббат. – Если месье де ла Тур д'Овернь не возражает, я предлагаю, чтобы мы оба отказались говорить. Мы дворяне, и даже сам король не может приказать подвергнуть нас пытке. В качестве причины мы дадим понять, что противник де Келюса занимает настолько высокое положение, что его разоблачение может вызвать скандал. Мы даже можем намекнуть, что это один из младших принцев крови, так как в этом случае суд будет только рад замять дело.
– Вы избавили меня от волнения, – облегченно вздохнул Роджер. – Что до меня, аббат, то после нашей последней встречи я получил известия о серьезной болезни моей матери, поэтому не исключено, что я покину Париж завтра утром. Но я еще не пришел к выводу, настолько ли плохи ее дела, чтобы требовать моего срочного приезда. Если утром я все-таки решу ехать, то мне уже не представится возможность поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, поэтому я заранее выражаю вам мою глубочайшую признательность.