Шпион по призванию
Шрифт:
Напрягая память, Роджер отвесил низкий поклон гостям:
– Ваш слуга, джентльмены.
Присутствующие стали отвечать на приветствие, и Роджер впервые заметил среди них незнакомца. Это был маленький человечек с мясистым лицом, двойным подбородком и курносым носом, но с огромными блестящими глазами. Большинство пожилых гостей носили парики, но этот человек, очевидно, предпочитал новую моду, так как его собственные каштановые волосы были аккуратно завиты над ушами и стянуты черной лентой на затылке.
Незнакомец шагнул вперед и заговорил звучным, несколько напыщенным голосом:
– Капитан, окажите мне честь,
– Что вы, сэр, это я польщен тем, что вы обратили на него внимание. Роджер, засвидетельствуй почтение мистеру Эдуарду Гиббону 16 , который недавно стал нашим членом парламента, сменив присутствующего здесь сэра Гарри. Но прибереги свою школьную латынь для другой компании, так как это второй его язык, а знания мистера Эдуарда Гиббона из истории древнего мира могут заставить всех нас покраснеть.
16
Гиббон Эдуард (1737-1794) – английский историк, автор трехтомной «Истории заката и падения Римской империи».
Роджер, широко раскрыв от удивления глаза, снова поклонился.
– Я польщен, сэр, – восторженно произнес он. – Мой наставник в Шерборне давал прочесть первый том вашего «Заката и падения», но я не думал, что мне выпадет счастье встретить его выдающегося автора.
Толстая физиономия Гиббона расплылась в улыбке.
– Я тоже не предполагал, юный сэр, что мои скромные труды обрели столь молодых читателей.
– Разрази меня гром, Роджер! – просиял капитан Брук. – Ты обошел всех нас. Я об заклад готов биться, что немногие из присутствующих смогли бы одолеть столь объемистый труд, несмотря на восхищение талантом мистера Гиббона. Ты заслужил бокал вина. Что предпочитаешь – мадеру, малагу или Канарское? Впрочем, я забыл, что ты уже достаточно взрослый, чтобы пить когда и как тебе угодно.
– Благодарю вас, сэр. – Роджер повернулся к столу, который старый слуга Бен, возведенный, судя по черному костюму, в ранг дворецкого, вынес на террасу. На нем стояли три графина и поднос с высокими бокалами, напоминающими по форме трубу. Выбрав мадеру, наиболее сладкое вино, Роджер налил себе бокал, когда услышал возглас мистера Бонда:
– Ты бы проиграл пари, Крис! Я прочел все три тома, которые опубликовал мистер Гиббон, и жажду прочитать продолжение.
– Должно быть, Джон, лисицы знатно повеселились в твоем курятнике, пока ты сидел, уткнувшись носом в книгу, – отозвался капитан.
Его реплика вызвала взрыв хохота среди обожавших охоту на лис сквайров, из которых в основном состояла компания.
– Я также счастлив заявить, что читал труды мистера Гиббона, – сказал Сэм Овиатт.
– Вам я не стану противоречить, – подмигнул хозяин дома. – Вы, очевидно, самый богатый человек среди нас, учитывая скандальные прибыли, которые извлекаете из контрабандной выпивки, и располагающий наибольшим количеством времени для досуга, так как не имеете земель, нуждающихся в присмотре.
Последовал очередной взрыв смеха, затем мистер Гиббон поднял пухлую руку:
– Прошу вас, джентльмены, не стоит соперничать из-за знакомства с моими никчемными трудами. Три читателя из десяти присутствующих – настолько солидная пропорция, что, имей я возможность похвастаться такой же среди всего населения Англии, был бы настолько обеспечен, что основал бы бесплатную библиотеку для просвещения бедных моряков, вернувшихся с войны.
На сей раз смех прозвучал по адресу капитана Брука, однако веселье было прервано появлением двух новых гостей – викария и мистера Сазерленда, живущего в Гросвенор-Хаус на Хай-стрит, чей луг граничил с фруктовым садом капитана. После обмена приветствиями и предложения напитков новым гостям веселая беседа возобновилась.
Вскоре после трех часов старый сэр Гарри Бэррард попросил вызвать его карету, дабы он мог поспеть домой к обеду, но капитан Брук не пожелал и слышать об этом, настаивая, что вся компания должна остаться пообедать с ним. Сосчитав присутствующих, капитан послал Роджера предупредить мать, что кроме них к обеду будут еще одиннадцать гостей, а так как она уже попросила свою соседку и подругу миссис Сазерленд присоединиться к ним, дабы не растеряться среди такого количества джентльменов, стол накрыли на пятнадцать персон.
Роджер помог старому Бену устанавливать дополнительные доски на столе, хотя в этом и не было особой нужды, так как стол, изготовленный всего двенадцать лет назад в лондонской мастерской мистера Чиппендейла 17 , в полностью раздвинутом состоянии вмещал двадцать персон, во всяком случае, именно столько народу собиралось за ним на святочных вечеринках.
К четырем часам полированная поверхность стола отражала несметное множество фарфора, стекла, серебра, белых салфеток, хрустальных ваз с фруктами и корзин с конфетами и цукатами, в то время как боковые столы ломились от блюд с дичью и рядов бутылок.
17
Чиппендейл Томас (1718-1779) – английский мебельный мастер, именем которого назван стиль мебели конца XVIII в.
Полли и Нелл, облачившиеся в гофрированные фартуки и чепцы, заняли места по бокам стола; старый Бен объявил, что все готово, и компания приступила к обеду.
Справа от леди Мэри сидел мистер Гиббон, а слева – сэр Гарри; с капитаном соседствовали миссис Сазерленд и старый генерал Кливленд; Роджер поместился между Сэмом Овиаттом и капитаном Бэррардом.
На первую смену блюд леди Мэри приготовила окуней и форель, пирожки с омарами, три жареные курицы, переднюю четверть барашка и телячий филей с вишнями и трюфелями. На вторую смену были поданы телячьи зобные железы, жареный гусь с горохом, пирог с голубями, абрикосовый торт, ватрушки и бисквиты с вином и сливками.
Конечно, немногие испробовали все кушанья – каждый выбирал по своему вкусу, зачастую наполняя тарелки кусочками различных лакомств. Пища была хорошей, но не столь обильной, как в более богатых домах, где на каждую смену подавали по девять блюд. Впрочем, мало кто из присутствующих у себя дома обедал менее чем пятью яствами. Гости ели с аппетитом, щедро запивая кушанья рейнским, анжуйским и кларетом. Тяжелая пища в те времена часто причиняла неприятности людям средних лет и была едва ли не главной причиной ранней смертности, но жили в ту пору слишком полнокровно и насыщенно, чтобы думать об этом.