Шпион вышел вон
Шрифт:
Мы видим ошалевшее лицо отца Николая, стоящего у церкви на холме над Кишиневом.
Блики солнца на куполах. Фигура священника, в руке он держит автомат. Другую подносит к уху. Говорит ошарашенно в мобильный (крупный план) :
Зойка, тут такое… – говорит он.
Сиди дома и жди меня, – говорит он.
С чемодана глаз не своди, – говорит он.
Без него я покойник, – говорит он.
А без меня покойница ты, – говорит он.
Держись Зоя, – говорит он с глупым самомнением мужчины, жена которого уже подготовила все детали бракоразводного контракта и выбрала
Мы слышим успокаивающий голос в трубке. Священник кивает, глядя перед собой, и опускает руку. Следуют несколько крупных планов города, находящегося под бомбежкой. Мы видим людей, бредущих с вещами по улицам. У них совершенно ошарашенные, Дикие лица.
Начало 21 века, – написано на лицах.
Примерно такое же выражение лиц было у беженцев второй мировой войны («это же 20 век, мать вашу, середина даже!» – прим. В. Л. плаксивым тоном беженца). Мы видим детей на руках у матерей. Мы видим машины, которые пытаются разъехаться на слишком тесных улицах. Дорожное движение Кишинева, и так отвратительное, абсолютно стагнировало. Многие водители бросают автомобили, выходят из них и уходят. Вдалеке гремят взрывы, время от времени сильная воздушная волна вздымает одежду людей, пыль, кружит мусор…
Ошарашенное лицо отца Николая, идущего по улице.
Мы видим дерущихся у магазина с разбитой витриной людей. Группа мародеров что-то вытаскивает из магазина. Мы видим среди них человека в полицейской форме. Вид города с высоты птичьего полета. Колонны уползают в направлении лесопосадок за границами Кишинева. Крупно – лица. Женщины, дети. Здания парламента, президентского дворца. Там тоже неразбериха. Особенно растерянными выглядят мужчины в костюмах. Крупные золотые перстни на пальцах, барсетки. На лицах многих из них написано:
Мы конечно хотели быть в центре мировой геополитики, – написано на их лицах.
Но блядь не таким же образом, – написано на них.
Снова улицы. Мы видим странного мужчину. Он хорошо выглядит, и вполне прилично одет, но у него безумные глаза. Невысокий, плотный, с серьгой в левом ухе, обритый налысо. Он разговаривает сам с собой, смеется. Время от времени подбегает к колоннам и кричит:
Ну что блядь?! – кричит он.
Оказались блядь в центре мировой политики? – кричит он.
Понравилось блядь?! – кричит он.
Почувствовали себя блядь пупом на хуй? – кричит он.
Мужчина грязно матерится, время от времени начинает плакать, потом смеется, бросается от одного здания к другому, в руке у него мешок, вроде армейского, только из джинсовой ткани. Мужчина вытаскивает из него книгу, лихорадочно листает, бормочет:
А я… – бормочет он.
Я же блядь… предупреждал, – бормочет он.
Я блядь предупреждал на хуй, уебки, – бормочет он.
Апокалипсис гряде… – бормочет он.
Мельком обложка книги. Мы успеваем различить часть названия и фамилии автора. «… абор уходит, Владимир Лорченко…». Снова крупно – руки мужчины в гари и крови. Они дрожат, он листает страницы, одну надрывает случайно. Вскакивает на перевернутую мусорную урну, кричит:
Говорил же я говорилжеяГОВОРИЛжея! – кричит он.
Внезапно экран становится черным. Клубы дыма, грохот, картинка дрожит. Дым рассеивается, пыль оседает, мы видим покореженные автомобили, кровь, части тел, слышны истошные женские крики… Воронка – прямо на месте тумбы, с которой выступал городской сумасшедший. Суматоха, крики, носилки, все импровизированное, видно полное отсутствие организации, никакой власти – люди в форме показаны очень редко, и всегда за неблаговидным занятием. Мародерство, избиения, воровство…
В общем, силовые ведомства РМ, – МВД, прокуратура, и другие, – продолжают работать в обычном круглосуточном режиме (прим. сценариста голосом генерального прокурора РМ на ежегодной отчетной пресс-конференции).
Снова – городской рельеф в черно-белых тонах. Город выглядит бесцветным и потому красивым. Время от времени кадры бомбежки перебиваются хроникой 2 мировой войны, центральная улица Кишинева осыпается бомбами, советские и немецкие самолеты. Люди времен 40-хх, женщины в платках, оборванные дети, бомбы, воронки, раскрытые рты, слезы, неподвижное тело женщины, рядом возятся двое малышей, колонны беженцев уходят, люди отворачиваются, и стараются не смотреть, пока кто-то совестливый, не берет детей на руки, отчего те начинают биться в истерике… Котелки, ноги, автоматы, винтовки, красные звезды, свастики…
Современный Кишинев. Мы видим, что, по существу, мало что изменилось.
Пораженное лицо отца Николая.
Он бредет, спотыкаясь. Звук айфона. Священник прикладывает руку с девайсом к уху, говорит:
Слушаю, товарищ старший патриарх, – говорит он.
Здорово, Коля, – говорит голос.
(мы слышим весь разговор, так как отец Николай случайно включает громкую связь, но на него никто не обращает внимания, разве что парочка мародеров-полицейских завистливо провожает взглядом крутой айфон… но в другой руке у батюшки, напоминаем, автомат «Калашникова», пусть не такой престижный, но вполне надежный и проверенный временем дивайс, который в трудные моменты бывает не менее полезен чем «айпод» или «айфон», особенно, если вы позаботились о патронах заранее – прим. Сценариста голосом торговца оружием В. Бута, который КОНЕЧНО ЖЕ ни в чем не виноват).
Значит так, – говорит мужчина на том конце провода голосом ведущего передачи «Слово пастыря».
Чемодан на хуй где? – говорит он.
Все в порядке, товарищ старший патриарх, – говорит отец Николай.
Ебаный в рот, я спросил за порядок? – говорит товарищ старший патрирарх.
ЧЕМОДАН, – говорит он.
Добыт, – говорит отец Николай.
Облегченный вздох собеседника.
Он с тобой? – говорит голос.
Так точно, – не задерживаясь, врет отец Николай.
Значит так, быстро к посольству пробиваешься, – говорит голос.
И эвакуируешься, – говорит он.
Я за тобой группу пришлю, – говорит он.
Не захвата, хе-хе, – говорит он.
Так точно, – говорит отец Николай.
Сколько времени уйдет? – говорит собеседник.
Три часа, – говорит отец Николай.
Блядь, ни минутой на хуй позже, – говорит товарищ Патриарх.
Я с тебя кожу с живого сдеру, – говорит он.
Зубами… своими… – говорит он.
И чтоб не заглядывал мне туда… – говорит он.