Шпионские и иные истории из архивов России и Франции
Шрифт:
Впрочем, русской императрице и ее министрам в это время было не до корсиканских повстанцев. В самой России пылал пожар пугачевского бунта, потребовавший от Екатерины II мобилизации всех сил для его ликвидации. Кстати говоря, Людовик XV не преминул воспользоваться очередной русской смутой, для того чтобы, в свою очередь, насолить своей русской «кузине». Христианнейший король не только занял весьма двусмысленную позицию в отношении Лжепетра III, но даже направил в армию мятежников группу своих офицеров. Но это уже другая история.
«Французский след» в восстании Пугачева
О восстании Емельяна Пугачева 1773 – 1775 годов написано много. Историки тщательно исследовали причины и предпосылки пугачевщины, проследили историю и географию восстания на всех его этапах, создали галерею исторических портретов главных действующих лиц тех драматических событий, наконец, подвели неутешительные итоги этой крупнейшей русской смуты. Тем не менее пугачевщина имела
Пугачевщина получила весьма широкий отзвук за пределами России. В течение почти двух лет Европа внимательно следила за развитием крестьянского восстания, гадая, кто же возьмет верх – Екатерина II, узурпировавшая в 1762 году престол своего незадачливого супруга, или самозваный мужицкий царь, называвший себя Петром III? Шансы на успех Лжепетра III вовсе не представлялись тогдашним европейским наблюдателям безнадежными, как это стало очевидным для последующих историков.
Самый пристальный интерес к событиям, происходившим тогда в России, проявляла Франция. В расчетах версальского двора всегда присутствовало убеждение, что смута в России – лучшая гарантия против возрастания русского влияния в Европе. Считая Екатерину II «заклятым врагом» Франции (именно так аттестовал императрицу герцог де Шуазель), в Версале в течение двенадцати лет со дня ее воцарения лелеяли мечты о свержении «ученицы Вольтера» с петербургского трона. Вначале подобные надежды связывались с несчастным Иоанном Антоновичем, томившимся в Шлиссельбургской крепости, а после его убийства в ночь на 5 июня 1764 года в Версале почему-то уверовали в растущую оппозиционность русского дворянства по отношению к немке на троне московских царей.
В этом смысле появление в сентябре 1773 года в заволжских степях самозванца, объявившего себя Петром III, было встречено в Версале с самым живым интересом, о чем красноречиво свидетельствует секретная переписка французского посланника в Петербурге Дюрана де Дистрофа со своим двором. Эту переписку я обнаружил, работая в Архиве Министерства иностранных дел Франции в Париже 21 .
По мере расширения своих масштабов пугачевский бунт со всей очевидностью приобретал широкий международный резонанс. Именно это обстоятельство более всего ранило самолюбие императрицы всея Руси, приказавшей срочно составить и распространить в Европе пропагандистскую книгу, разоблачающую Пугачева. Такая книга под названием «Лжепетр III, или Жизнь и похождения мятежника Емельяна Пугачева» была опубликована на французском языке (в то время международном) в Лондоне в 1775 году 22 .
21
Archives des Affaires 'Etrang`eres. Correspondance politique. Russie. Vol. 93, 96, 97, 98, 100.
22
Le Faux Pierre III ou la vie et les aventures du rebelle Iemelian Pugatschew. D’apr`es l’original russe de Mr. F. S.G. D. B. L., 1775.
Что крайне беспокоило императрицу на всем протяжении пугачевского бунта, так это зарубежные связи «маркиза Пугачева». Мысль о возможном иностранном участии в русской смуте долгое время не давала ей покоя. Вспомним, что пугачевский бунт разгорелся в крайне неблагоприятной для России обстановке, когда она вела изнурительную войну с Турцией, которую поддерживала Франция.
Между тем подозрительность Екатерины II не была лишена оснований. Изучение фондов Архива внешней политики Российской империи, и, в частности, секретной дипломатической переписки русского посланника в Париже князя Ивана Сергеевича Барятинского и посланника в Вене князя Дмитрия Михайловича Голицына с главой Иностранной коллегии графом Никитой Ивановичем Паниным за 1774 год, показывает, что у императрицы были обоснованные причины для беспокойства. Она еще не забыла, что в Польше конфедераты зачастую сражались с русскими войсками под руководством французских офицеров (22 француза в 1769 – 1770 годах были взяты русскими в плен и смогли вернуться на родину летом 1773 года лишь благодаря заступничеству Д’Аламбера). Она была осведомлена и об участии французских военных на стороне турок в войне с Россией. А что, если «проклятые французы» вместе с турками оказывают помощь и Емельке Пугачеву?.. Такое предположение вовсе не казалось абсурдным самодержице всероссийской, получавшей тревожную информацию на этот счет. С некоторыми документами, найденными в АВПРИ, которые в свое время причиняли беспокойство Екатерине II, мне и хотелось бы ознакомить читателя этих очерков 23 .
23
АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. Оп. 93/6. ДД. 276, 289, 291, 292, 293, 297; Ф. Сношения России с Австрией. Оп. 32/6. Д. 557.
О наличии каких-то связей между Пугачевым, турками и французскими военными советниками в армии султана сообщал из Вены князь Д. М. Голицын, которому удалось завербовать сотрудника канцелярии французского посла при венском дворе князя Луи де Рогана. Информатор передал русскому дипломату копии нескольких секретных писем, которыми обменялся французский посол в Вене со своими коллегами в Константинополе и Санкт-Петербурге – графом де Сен-При и Дюраном. Из этой переписки недвусмысленно следовало, что французская дипломатия по крайне мере не исключала возможности контактов с Пугачевым и взаимодействия последнего с турецкой армией. Более того, если верить этой переписке, то отдельные французские офицеры, служившие у султана, находились и в рядах мятежников-пугачевцев. 31 марта 1774 года князь Голицын отправил графу Панину ставший ему известным «экстракт» письма графа де Сен-При к князю де Рогану следующего содержания: «Он (Сен-При. – П. Ч.) говорит, что французские офицеры шлют ему эстафету за эстафетой из [турецкой] армии, которая должна предпринять диверсию (ограниченную военную операцию. – П. Ч.) в России в пользу Петра III (имеется в виду Пугачев. – П. Ч.). Эти офицеры не верят в успех их предприятия; они сожалеют, что [в армии] нет ни правил, ни порядка, ни подчинения, ни продовольственных, ни боевых припасов; что если их выступление не будет сопровождаться всеобщим восстанием [в России], то они оставят это предприятие.
Он говорит, что надежды, возлагаемые на существующее в России недовольство, в действительности необоснованны, поскольку достаточно обычного манифеста или угрожающего указа царицы, чтобы напугать всех; что [русские] предпочтут рабство судьбе, которая отвечала бы их надеждам. Он (СенПри. – П. Ч.) просит выделить ему вновь значительную сумму денег, которые он мог бы использовать в этих целях при всяком благоприятном случае…» Из этого письма можно сделать вывод, что Турция предполагала осуществить военную операцию на территории России (по всей видимости, с Северного Кавказа или через Крым) с целью поддержки Пугачева и что в этой операции должны были принять участие французские офицеры.
Из другого письма, отправленного 30 марта 1774 года из Вены князем де Роганом в Константинополь графу де Сен-При, также перехваченного русским агентом, следовало, что о поддержке Пугачева в той или иной мере подумывал и сам Людовик XV. Вот что говорилось в этом письме, французскую копию которого князь Голицын поспешил переправить графу Панину в Петербург: «Король направляет к вам подателя сего письма, который по собственной инициативе вызвался оказать помощь Пугачеву. Это офицер Наваррского полка, имеющий множество заслуг. Вы должны как можно скорее отправить его с необходимыми инструкциями для так называемой Армии [Пугачева].
Король вновь выделяет вам 50 тысяч франков для непредвиденных расходов, помимо того, что вы еще должны получить из выделенных вам средств за прошлый месяц. Не жалейте ничего для того, чтобы нанести решающий удар, если к тому представится случай. Нет такой суммы, которую король не предоставил бы ради осуществления наших замыслов.
Не думайте, что с заговорами покончено. Я имею достоверные сведения, что во всех провинциях царицы много недовольных, которые ждут лишь случая, чтобы восстать. Даже русские солдаты говорят гадости о царице и короле Польши (Станиславе Понятовском. – П. Ч.). Можно представить себе настроения среди офицеров так называемой армии Пугачева. Вы увидите, что если она добьется хоть каких-нибудь успехов, то русские солдаты целыми соединениями станут под их знамена, и вы с триумфом возвратитесь в Париж, где получите достойное вознаграждение за вашу доблестную службу. Прощайте, будьте бдительны и активны, и рассчитывайте на дружбу князя Луи де Рогана».
Судя по всему, французский посол в Константинополе был лучше осведомлен не только о внутреннем положении Турции (что вполне естественно), стоявшей на грани поражения, но и о ситуации в России, нежели его коллега в Вене. Во всяком случае, попавшая к русским переписка графа де СенПри говорит о весьма пессимистичной оценке им как шансов Порты продолжать войну против России, так и шансов Пугачева на успех. В письме от 20 марта 1774 года, адресованном князю де Рогану графом де Сен-При, также ставшем известным русскому посланнику Д. М. Голицыну, прямо говорилось, что Порта «совершенно решилась заключить мир, лишь бы только Россия немного сговорчивее была». «Бедная армия Пугачева, – продолжал граф де Сен-При, – разбита и рассеяна в Сибири, и те из нее, кои были счастливые, спаслись убежищем в турецких границах; итак, можно по всему видеть, что сей проект в ничто обратился. Два французских офицера, которые сыскали способ возвратиться в Константинополь, в столь худом состоянии пришли сюда, что жалко смотреть на них: больные и почти все голые, заедены вшами и изнурены от бедности и от трудов дорожных. Я об них имею попечение и буду стараться отправить их отсюда через Вену, как скоро они немного повыздоровеют и в состоянии будут ехать».