Схрон. Дневник выживальщика. Книга 5. Карельский стрелок
Шрифт:
Сделав музон погромче, он тронулся дальше. Домой не хотелось. Лучше покататься по району. Допить водяру. В принципе, можно будет взять еще. Что-то в этот раз литруха почти совсем не шибала по мозгам.
Неспешная поездка была прервана неожиданным образом. Наперерез выскочил дэпос, заливаясь свистком и размахивая полосатой палкой. На обочине – гаишная машина со включенными мигалками. Возле нее второй мусор передергивал затвор АКСУ. Все это Вован отметил наметанным взглядом в долю секунды. Вздохнув, он дал по тормозам и остановился.
Оба мента направились к «девятке». Один встал чуть поодаль, нацелив автомат. Второй наклонился к водительской двери. Десантура покрутил ползунок, уменьшая рев колонок.
– Здаров, Михеич! – он пожал ладонь через окно. – Че, как дела, нах?
– А, это ты, Вовчик… – облегченно вздохнул дорожный страж, снимая фуражку и утирая пот с лысины. – Да в порядке… жалуются тут на тебя люди…
– Эт че, те шакалы на крузаке чтоль? – заржал Вован.
– Так точно, – Михеич повел носом. – Опять пируешь, Вова?
– Да так, пригубил малёхо, Зинка-сука заебала нах!
– Эх, Володя, оформил бы я тебя по полной программе, да помню еще, как ты наш взвод вытащил в Грозном.
– Ага, твоя «мохра» тож тогда выручила знатно бригаду нашу, Михеич! А помнишь Коляна?
– РПГшника? Да… хороший был парень. А ты помнишь, Старого?
– Канеш, хуль! Чо, давай, за ребят? – Вован вытащил из-под куртки флянц.
Михеич, обернувшись, махнул рукой напарнику. Тот отправился обратно к «луноходу».
– Держи, братка.
– Ну, за пацанов… – Михеич, сделав добрый глоток, вернул бутылку.
– За пацанов! – Вован тоже отхлебнул и грустно побулькал остатками.
– Не хулигань больше, Володя, ладно моя смена сегодня.
– Постараюсь, хуль! – усмехнулся десантура, заводя мотор.
– Забрать бы права у тебя…
– Ты ж знаешь, у меня их нету, епт!
– Да знаю, знаю… в баню-то идешь в пятницу?
– То бишь двадцатого? Канеш!
– Ну, счастливо!
– Давай, покедова, Михеич! Супруге, детям привет!
«Девятка» рванула вперед. В зеркале заднего вида старый сослуживец качал головой.
***
До позднего вечера Вован колесил по Петрозаводску, избегая выезжать на центральные улицы. Ездил по дворам и проулкам. Водка и пиво закончились, но он затарился еще в круглосуточном ларьке. Наконец-то шибануло, как надо. Тоска почти растворилась в обильном алкоголе. Но случилась новая напасть. Бенз, сцуко, кончился. Тачка уныло дернулась и заглохла. И как назло, возле пустыря. Ни одной тачилы вокруг, чтобы слить с пяток литров топлива. Ну и пох!
Его шатало, когда выбирался из машины. В ярости захлопнув дверь, Вова оглядывал авто. Все двоилось и троилось в глазах. Но даже, несмотря на эту мутоту, Вован заметил какой-то пакет на заднем сидении. Достав его, заглянул внутрь.
– Бля, залупа конская… пизда пельменям, нах!
За несколько часов они, конечно, растаяли, превратившись в серое месиво. Зато нашелся бонус. Коробка вина, которую брал Зинаиде.
– Заебок, хуле…
Нетвердой походкой он двигался через пустырь, напевая под нос, прикладываясь к винищу и периодически закидывая в рот сырые липкие пельмени. Он едал еще и не такое дерьмо. Автопилот безошибочно вел к дому, но в мыслях Вован снова был там, на войне. Штурмовал горящие здания, десантировался с рампы транспортника в кишащие «чехами» ущелья, ездил с товарищами на трясучей броне и ходил в разведрейды.
Он сам не заметил, как вышел к полыхающему костру из покрышек, старой мебели, пустых ящиков. Компания подростков, что-то шумно обсуждающая, резко притихла. Но, видимо, оценив свое численное преимущество, продолжила веселье. Вован сплюнул, уже было собравшись пройти мимо, но в этот момент услышал отчаянное повизгивание.
«Что за хуйня?» – подумал Вова.
– Ну давай, бля, Кислый, или ты не пацан? – спрашивал долговязый оболтус в кепке. – Кидай мешок в огонь! Ты ж сказал, сделаешь это, ну? Зассал?
– Не буду! – парнишка помельче ростом опустил голову. В его руке трепыхался матерчатый мешок.
– Ссыкло ебаное! Дай сюда!
Долговязый отобрал мешок и шагнул к костру. Вытянул руку. Визг стал еще отчаянней. Но стаю малолетних живодеров это только раззадорило. Все ржали, свистели, орали:
– Ништяк, Кастет! Зажарь их, бля! Бросай, бросай!
Неожиданно шум стих. Кастет медленно обернулся. Из темноты к ним приближался здоровенный мужик в кожанке, из-под которой виднелись синие полоски тельняшки. Глаза незнакомца были страшные, безумные. Но долговязый тут же справился с собой. Подумаешь, какой-то бухой старпер. Их ведь много. А он один. Нельзя ронять авторитет в глазах пациков, поэтому он нервно хохотнул и сказал:
– Слы, дядя, уебывай-ка ты нахуй! – Струйка слюны выстрелила сквозь зубы. – Пока цел.
Десантура взревел. Ярость, копившаяся много дней внутри, взорвалась исполинским вулканом. Багровый туман застилал глаза, как тогда, много лет назад, когда они шли в атаку, под огнем чеченских боевиков. Тогда от целой роты осталось только пятеро бойцов, но чехи в ужасе бежали, когда на позицию врывались режущие все и вся десантники.
Сперва малолетки не поняли, с кем связались. Бросились все разом. Но бравые крики тут же сменились воплями боли. Из людского клубка один за другим вылетали тела. Кто с разбитым в кровь носом, кто с выбитыми зубами или переломанными конечностями.
– Бежим, пацаны! Это псих! – Все бросились врассыпную.
Кастет понял, что остался один против разъяренного зверя, который неотвратимо наступал. Поэтому он выхватил финку. Десантник сделал неуловимо-быстрое движение, клинок выпал. Долговязый дико орал, глядя на вывернутые во все стороны пальцы. Потом его подхватило, подняло в воздух и… Костер брызнул в стороны горящими искрами, обломками, когда Вован швырнул туда отморозка. Тот сразу подскочил и, оглашая округу подвываниями и, оставляя дымящий след, как метеорит, умчался в ночь.