Штабс-ротмистр
Шрифт:
Тышкевич легко угадал, что гнев отшитого бретёра обернётся на него, а не на княжну. Но поскольку та ушла, Буранов больше никаких сцен не устраивал.
Штабс-ротмистр, повинуясь жесту вице-губернатора, присел за его столик.
– Как, интересно, вы намерены действовать со штурмовым отрядом словно одна команда, Виктор Сергеич?
– Практически неразрешимая проблема. Мы с ними – лёд и пламя. Офицеры Девятого Отделения готовы отдать жизнь, лишь бы сберечь охраняемую персону. Всегда храним ясную голову и чтим Устав. Штурмовики… вообще
– А вы осведомлены о задании? Дядя Мирослав…
Он сделал многозначительную паузу.
– Ввёл меня в курс дела только в самых общих чертах. Если понадоблюсь вашему сиятельству, рассчитывайте на меня в активных действиях.
– Прекрасно, граф. Надеюсь, вы не посрамите честь Девятого Отделения на дуэли. Также надеюсь, что после хорошей драки наступит взаимное уважение. Тогда я смогу использовать лёд и пламя в одной упряжке.
Очевидно, Горчаков не придавал большого значения их ссоре. Седовласый, солидный, князь наверняка видел куда горшее за свою долгую жизнь.
– Да, ваше сиятельство.
На самом деле произошедшее и предстоящее не казалось нормальным. Да, на дуэлях дрались часто. В том числе – дворяне с офицерами из недворян и вообще обывателями-ординарами. Чаще не до смерти, но бывало. Только это происходило в сравнительно спокойное время. Сейчас же все плывут в Ново-Йорк, в той или иной мере зная, что в Америке предстоит нечто опасное. Фактически – они уже на боевом задании. Так зачем же ослаблять самих себя?
Когда с Искровым вернулись в каюту, убедившись, что вице-губернатор с дражайшей уже в своей, штабс-ротмистр спросил у напарника:
– Сумеешь разобрать, что там накручено в амулете блокировки?
– Не сложнее, чем плетения-ловушки на пути охраняемых персон. Хочешь – сломаю. Потом починю, когда время возвращать.
Корнет был ниже ростом, рыжий и круглолицый. Не из тех, кто составит конкуренцию на руку и сердце Львовой.
– Оставь подлости штурмовикам. Давай-ка выспимся перед делом.
Младший офицер не без грусти глянул на фляжку, наполненную в салоне коньяком, и спрятал до лучших времён. Пить в одиночку – не лучшее времяпровождение.
Наутро Виктор Сергеевич потащил его в малый носовой салон, где вероятность встречи с шумной штурмовой компанией снижалась в разы. Зато Львова присутствовала. По случаю тёплой погоды китель уступил место рубашке с открытым воротом, на шее девушки блестел золотом православный оберег.
– Ваше сиятельство! – серьёзно сказала она. – Буранов намерен атаковать в лоб. Знает тактику Девятого Отделения «человек-крепость». Рассчитывает, что вы не будете уклоняться в сторону, привыкнув заслонять собой охраняемого.
– Благодарю, сударыня. Но уместно ли…
– Уместно, – отрезала она. – Не волнуйтесь, об их намерениях узнала не на вахте. Эти самоуверенные нахалы кричат о своих планах во весь голос.
Оба не спешили на завтрак. Княжна положила изящную кисть на леер ограждения, подставив лицо ветру и солнцу. Вахты её проходили в полной темноте и тишине, максимум что доносилось – глухой стук машины через переборки. Конечно, хотелось света.
– Вдруг – хитрят? Оттого и вопят на весь пароход, а сами готовят какую-то пакость именно на уклонении.
– Пакость… – на обычно бесстрастном и грустном лице мелькнула тень необычной эмоции. Правда, Виктор Сергеевич не уловил – какой. – Я не могу, не имею права рассказать вам, что знаю о них. Сообщу только очевидное. Штурмовики не делят методы на достойные и постыдные. Хорошо всё, что приносит победу. Даже бесчестные удары. Как они говорят: мёртвый враг, ты был честен. Смеются, добыв викторию подло.
– Поэтому вам неприятны их знаки внимания? Простите, что о личном. Может – зря спросил?
– Полноте. Секрета никакого нет. Штурмовик желает быстрого и бурного романа, потому что завтра его уже ждёт смерть. Был бы идеальный любовник для отношений без обязательств, да вот – незадача. Девять из десяти уходят на пенсион не то что живые, а ещё и с неоцарапанной шкуркой. Гораздо чаще калечат друг дружку в учебных боях, чем неимоверно гордятся.
– А вы не ищете лёгкого романа.
– Я же – связист! Мне не показаны эмоции, чувства. Мы – девственницы поголовно, ибо близость с мужчиной вызывает страсть, мешает концентрации.
Он ещё не слышал подобных откровений. Каста связистов, в которой женщин едва ли не половина, считалась закрытым миром.
– Но четыре года службы в Восьмом Отделении – не слишком большой срок. Потом вернётесь к партикулярной жизни, выйдете замуж за достойного…
– Никогда.
– Почему?
– Потому что из связистки не может получиться нормальной жены. Мы слишком много знаем о тёмных сторонах жизни. Мы привыкли к замкнутости и одиночеству. А ещё женихи боятся, что мы подслушиваем мысли.
Виктор едва удержался, чтоб не отшатнуться.
– Неужели?
– Конечно. И они отчасти правы. Четыре часа вахты я напряжённо слушаю тонкий мир, из мириад голосов пытаюсь вычленить обращённый лично ко мне. Или сама ищу контакт, чтоб отправить депешу. Понимаете? Принимая текст сообщения, я читаю мысли передатчика.
– Специально обученного передатчика. Как вы.
– Теперь представьте прыщавого юношу с сильным Дарованием. Не важно – каким. Он увидел меня на приёме или на балу. Впечатлился. Ночью во время моей смены пытается вызвать в воображении мой образ и ласкает себе промежность. Воображает, что кончает в меня. Энергия Святого Источника хлещет фонтаном, сопляк увлекается и не контролирует. А я получаю всю эту грязь. Похоть льётся помойным потоком. Как поётся в балладе – «О бедной связистке замолвите слово…» А лучше вообще не вспоминайте связистку. Хотя бы во время её дежурства.