Штильскин
Шрифт:
Маленький дворф выплясывал по кругу, радуясь собственному маниакальному гению. Мир и порядок слишком долгое время царили в Этосторонье и Тосторонье, и настала пора этот порядок нарушить. Все эти доброхоты заплатят за то, что заперли его. Шляпник может делать всё, что пожелает, но у Румпельштильскина имелись свои планы, и как бы он ни хотел насладиться свободой, ему следовало двигаться дальше.
Он побежал вдоль берега реки, высматривая то, что было ему нужно. И вдруг это «что-то» оказалось у него перед глазами; слева, прямо посреди какого-то густого кустарника. Свет посреди зарослей преломлялся, как будто в ткани реальности появился какой-то крошечный разрыв. Прореха была не очень большой, но искажение виделось чётко. Двери лечили сами себя и никогда
Румпельштильскин крепче сжал нож и шагнул к двери. Сквозь дверь мог пробраться кто угодно, добрый или злой, большой или маленький. Двери всегда куда-нибудь вели; чаще всего одна дверь вела к другой двери в Этосторонье, если только путешественник не получил пропуск от Белого Кролика, позволявший означенному путешественнику перемещаться между миром Этосторонья и миром Тосторонья. У Румпельштильскина такого пропуска не было, но это не имело значения. Желание, которое загадал Шляпник, обходило это правило. Он пожелал, чтобы Румпельштильскин доставил послание его сыну. Дело простое. Румпельштильскину оставалось лишь перебраться, и он окажется в Тосторонье.
Одной рукой он ухватился за край двери и подтянулся. Когда он пробирался, ноги на мгновение зависли в воздухе. Свет мигнул и дверь закрылась, не оставив после себя никаких следов того, что здесь была какая-то дверь, или, что в окрестностях появлялся злой безумный дворф.
Путешествие сквозь дверь ощущалось, как будто кто-то суёт в зад путешественнику огромную руку и щекочет внутренности. Было странно и неудобно. Забраться в дверь просто. Выйти с другой стороны — всегда тяжело, поскольку путешественник никогда не знает, где он вылезет и где в данный момент находится дверь. В случае с дверью, через которую выходил Румпельштильскин, она находилась прямиком над старинной ванной, расположенной в квартире Роберта Даркли в лондонском Уэст-Энде. Румпельштильскин бесцеремонно вывалился из двери прямиком в полную тёплой воды ванну. Он сжал нож, тихо выругался на своё невезение и терпеливо подождал, пока в животе не утихнет назойливое покалывание.
Спустя несколько секунд в ванную комнату вошёл голый мужчина и замер, удивлённо и немного напугано глядя на сидящего в его ванне дворфа.
Румпельштильскин заглянул мужчине в глаза и мгновенно узнал, кто перед ним.
— Ты, должно быть, Роберт Даркли, — произнёс Румпельштильскин.
Роберт Даркли коротко вскрикнул, словно девчонка и захлопнул дверь.
Румпельштильскин хмыкнул и вылез из ванны.
В Северных землях Этосторонья, в тихой сельской местности к востоку от Замка Чудовища, когда солнце поднялось над горными вершинами, а тени спрятались по углам, внезапно произошло событие, потрясшее мир.
Узкая сельская дорога, которую все знали под названием Друри Лейн, существовала задолго до того, как был построен Замок, до того, как в нём поселилось Чудовище, даже до того, как Северные земли получили своё название. На дороге стоял небольшой особняк, и ещё до того, как солнце принимало решение подниматься, из печной трубы начинал тянуться жиденький столбик дыма. Пекарь каждый день просыпался в три утра и принимался за работу. Он брился, мылся, одевался, целовал спящую жену и растапливал печь. Сей ритуал повторялся из раза в раз уже три сотни лет, и в ближайшее время, он вряд ли изменится. Пекарь обеспечивал выпечкой все Северные земли. Люди могли приходить аж из самой Страны Оз, дабы отведать его ванильные хлебные палочки со льдом.
Сегодняшний день ничем не отличался от вчерашнего, а вчерашний имел поразительное сходство с позавчерашним. В семь утра Пекарь достал последнюю партию обеденных булочек и оставил их остужаться. Солнечный свет лился через открытое окно, а лёгкий ветерок теребил листья дуба в саду. Он взглянул
Пекарь взглянул на пейзаж за окном и ощутил радость от той жизни, которую вёл; жизнь обычного пекаря, которому не было дела до мира. Именно в этот самый миг реальность вывернулась наизнанку. Всё произошло за долю секунды, что было почти равно обычной секунде, только чуть короче: горы, которые были видны из окна дома Пекаря, одна за другой начали извергаться, выбрасывая в небо раскалённую лаву; в этом самом небе откуда ни возьмись появились тучи; в реальность ворвалась снежная буря, каких ещё ни разу не видели за всю историю, заливая окно дождём и мокрым снегом. Пекарь прикрылся противнем. Снежная буря заморозила расплавленную лаву посреди извержения, в результате чего на вершинах гор образовались гигантские статуи в форме уток, танцующих балет. Солнце мгновенно исчезло с небосклона, отчего весь мир тут же погрузился во тьму.
Реакцией нормального человека в подобной ситуации будет бежать в поисках укрытия. Пекарь же мог только смотреть, стоя посреди заметенной снегом кухни. Из-за гор выскочила луна и лопнула веером искр, осветивших округу того типа раздражающим светом, какой можно встретить в больницах, над горизонтом в отдалении промелькнул не-совсем-нормальный силуэт какого-то существа. Пекарь прищурился, глядя на существо, но тут же отвлёкся, когда горы со статуями уток перевернулись с ног на голову, а заснеженные деревья отрастили ноги и забегали кругами, Земля задрожала, а небо запылало. В реальность ворвались четырёхтонные носороги и побежали, словно ничего, кроме бега, в этой жизни их не заботило, и Пекарь решил, что это только начало. В землю ударила молния и почва начала сыпаться снизу вверх; сила тяжести изменилась и Пекарь оказался на потолке. У него возникло ощущение, будто голова его раскололась под давлением вселенной, ударившей прямо по тому месту, которое он называл домом, а затем, с тихим писком всё прекратилось.
Когда сила тяжести вернулась в нормальное состояние, Пекарь упал на пол; солнце вновь появилось на том же месте, где и должно быть. Утиные статуи исчезли, горы стали прежними, снег пропал, деревья вновь обрели корни, даже кухня стала такой же, как прежде. Единственным признаком произошедшего за предыдущие секунды оказался четырёхтонный носорог, который радостно бежал по долине прочь от дома Пекаря.
Простой пекарь узнал силуэт существа, который зацепил взглядом во время катаклизма. Ещё он знал, что вызвать подобное могло одно единственное существо на свете, но это было невозможно. Всем в Этосторонье было известно, что Кот мёртв.
Глава третья
Лили
Феи существовали всех форм и размеров. Ну, не совсем размеров; строго говоря, размера они были одного — около пятнадцати сантиметров в высоту. В Этосторонье феи делились на три типа: добрые, злые и упрощённые. Упрощённые жили в лесах Северных земель своими общинами. Они исповедовали простые жизненные принципы, включавшие в себя еду, сон и секс. Следует заметить, что секс у фей не похож на обычный секс, и включает в себя активное хлопанье крыльями, жужжание и задирание ног. На самом деле, это довольно жутковатое событие, настолько, что в восточной части Страны Оз была сформирована группа взаимопомощи, которая занималась тем, что объясняла свидетелям этого события, свидетелями чего они, собственно говоря, стали.
Упрощённые большую часть своей жизни проводили, реализуя эти три принципа, и старались прятаться в лесах, поскольку так безопаснее. Когда упрощённые попадали в города, они зачастую погибали, но не в силу злобных намерений в отношении фей, а, скорее, в силу того простого факта, что им недоставало ума избегать стеклянных окон, и многие оканчивали свой путь, врезаясь в только что вымытое окно, и ломая себе шею. Отсюда появилось редко употребляемое выражение: «Тупой, как упрощённая фея в городе».