Штопальщик
Шрифт:
И вдруг, так часу во втором, является лакей и говорит:
– Барин из первого номера тебя к себе требует.
Я говорю:
– Ни за что не пойду.
– Через что такое?
– А так - не пойду, да и только; пусть лучше работа моя даром пропадает, но я видеть его не желаю.
А лакей стал говорить:
– Напрасно ты только страшишься: он тобою очень доволен остался и в твоём фраке на бале Новый год встречал, и никто на нём дырки не заметил. А теперь у него собрались к завтраку гости его с Новым годом поздравлять и хорошо выпили
И жена тоже на том настаивает - иди да иди:
– Мое сердце, - говорит, - чувствует, что с этого наше новое счастье начинается.
Я их послушался и пошел.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Господ в первом номере я встретил человек десять, и все много выпивши, и как я пришёл, то и мне сейчас подают покал с вином и говорят:
– Пей с нами вместе за твоё русское искусство, в котором ты нашу нацию прославить можешь.
И разное такое под вином говорят, чего дело совсем и не стоит.
Я, разумеется, благодарю и кланяюсь, и два покала выпил за Россию и за их здоровье, а более, говорю, не могу сладкого вина пить через то, что я к нему не привычен, да и такой компании не заслуживаю.
А страшный барин из первого номера отвечает:
– Ты, братец, осёл, и дурак, и скотина, - ты сам себе цены не знаешь, сколько ты по своим дарованиям заслуживаешь. Ты мне помог под Новый год весь предлог жизни исправить, через то, что я вчера на балу любимой невесте важного рода в любви открылся и согласие получил, в этот мясоед и свадьба моя будет.
– Желаю, - говорю, - вам и будущей супруге вашей принять закон в полном счастии.
– А ты за это выпей.
Я не мог отказаться и выпил, но дальше прошу отпустить.
– Хорошо, - говорит, - только скажи мне, где ты живёшь и как тебя звать по имени, отчеству и прозванию: я хочу твоим благодетелем быть.
Я отвечаю:
– Звать меня Василий, по отцу Кононов сын, а прозванием Лапутин, и мастерство моё тут же рядом, тут и маленькая вывеска есть, обозначено: "Лапутин".
Рассказываю это и не замечаю, что все гости при моих словах чего-то порскнули и со смеху покатились; а барин, которому я фрак чинил, ни с того ни с сего хлясь меня в ухо, а потом хлясь в другое, так что я на ногах не устоял. А он подтолкнул меня выступком к двери да за порог и выбросил.
Ничего я понять не мог, и дай бог скорее ноги.
Прихожу, а жена спрашивает:
– Говори скорее, Васенька: как моё счастье тебе послужило?
Я говорю:
– Ты меня, Машенька, во всех частях подробно не расспрашивай, но только если по этому началу в таком же роде дальше пойдёт, то лучше бы для твоего счастья не жить. Избил меня, ангел мой, этот барин.
Жена встревожилась, - что, как и за какую провинность?
– а я, разумеется, и сказать не могу, потому что сам ничего не знаю.
Но
Мы оба встали с мест и на него смотрим, а он, раскрасневшись от внутренних чувств или еще вина подбавивши, и держит в одной руке дворницкий топор на долгом топорище, а в другой поколотую в щепы дощечку, на которой была моя плохая вывесочка с обозначением моего бедного рукомесла и фамилии: "Старьё чинит и выворачивает Лапутин".
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Вошёл барин с этими поколотыми досточками и прямо кинул их в печку, а мне говорит: "Одевайся, сейчас вместе со мною в коляске поедем, - я счастье жизни твоей устрою. Иначе и тебя, и жену, и всё, что у вас есть, как эти доски поколю".
Я думаю: чем с таким дебоширом спорить, лучше его скорее из дома увести, чтобы жене какой обиды не сделал.
Торопливо оделся, - говорю жене: "Перекрести меня, Машенька!" - и поехали. Прикатили в Бронную, где жил известный покупной сводчик Прохор Иваныч, и барин сейчас спросил у него:
– Какие есть в продажу дома и в какой местности, на цену от двадцати пяти до тридцати тысяч или немножко более.
– Разумеется, по-тогдашнему, на ассигнации.
– Только мне такой дом требуется, - объясняет, - чтобы его сию минуту взять и перейти туда можно.
Сводчик вынул из комода китрадь, вздел очки, посмотрел в один лист, в другой, и говорит:
– Есть дом на все виды вам подходящий, но только прибавить немножко придется.
– Могу прибавить.
– Так надо дать до тридцати пяти тысяч.
– Я согласен.
– Тогда, - говорит, - всё дело в час кончим, и завтра въехать в него можно, потому что в этом доме дьякон на крестинах куриной костью подавился и помер, и через то там теперь никто не живёт.
Вот это и есть тот самый домик, где мы с вами теперь сидим. Говорили, будто здесь покойный дьякон ночами ходит и давится, но только всё это совершенные пустяки, и никто его тут при нас ни разу не видывал. Мы с женою на другой же день сюда переехали, потому что барин нам этот дом по дарственной перевёл; а на третий день он приходит с рабочими, которых больше как шесть или семь человек, и с ними лестница и вот эта самая вывеска, что я будто французский портной.
Пришли и приколотили и назад ушли, а барин мне наказал:
– Одно, - говорит, - тебе мое приказание: вывеску эту никогда не сметь переменять и на это название отзываться.
– И вдруг вскрикнул:
– Лепутан!
Я откликаюсь:
– Чего изволите?
– Молодец, - говорит.
– Вот тебе ещё тысячу рублей на ложки и плошки, но смотри, Лепутан, - заповеди мои соблюди, и тогда сам соблюдён будеши, а ежели что... да, спаси тебя господи, станешь в своём прежнем имени утверждаться, и я узнаю... то во первое предисловие я всего тебя изобью, а во-вторых, по закону "дар дарителю возвращается". А если в моём желании пребудешь, то объясни, что тебе ещё надо, и всё от меня получишь.