Шторм на Ладоге. Самая полная версия
Шрифт:
– Спасибо, - улыбнулась Кристель. – Я испеку штрудели на уик-энд. Ты права, надо практиковаться, а то совсем готовить разучусь.
– Ага, захочешь пожарить яичницу, и выпустишь яйцо не на сковородку, а себе на голову! – расхохоталась Марджи.
– Не себе, а тебе!.. Что-то ты сегодня развеселилась. Хорошие новости?
– Да, звонил Феррис. Вроде бы они что-то нашли. Теперь они посадят Ройстона в калошу. Ну, а что у тебя с Эриком?.. Если не секрет, конечно?
*
Отношения Кристель и Эрика стремительно развивались. Это было единственной отдушиной для задерганной неприятностями на работе девушки. Эрик был так внимателен,
Рослый и кряжистый, с обильной проседью в редеющих волосах и темно-серыми глазами на крупном грубоватом лице, Эрик был похож на викинга из скандинавских саг, которыми Кристель зачитывалась в юности. Даже имя у него как у викинга. Эрик. Почти как Эйрик Рыжий.
Кристель казалось, что Эрик еще больше похож на викинга своим поведением. Острая интуиция и наблюдательность профессиональной военнослужащей помогала ей подметить детали, которые выдавали в Ливингстоне бывшего спецназовца или морского пехотинца.
Однажды Кристель увидела Эрика в городе на стоянке возле супермаркета. Он беседовал с высоким спортивным негром, смутно знакомым девушке. И только через некоторое время Кристель вспомнила, что видела этого темнокожего парня в одном из лагерей под Хасавъюртом в прошлом году, он работал там инструктором. Как его звали? Кевин, или Кенвей…
Затем Кристель вспомнила, как Марджи, рассказывая о друзьях Телмара, не раз ругала какого-то Кеннета, который обидно подшучивал над ней. «Черномазый козел, - возмущалась подруга, - делает вид, что всерьез меня не воспринимает!». «Точно. Не Кенвей и не Кевин, а Кеннет. Совпадение? Или один из товарищей Телмара действительно был в прошлом году в Чечне и знаком с Эриком? Что может быть общего у спецназовца и бизнесмена из Вашингтона?».
Девушка начала догадываться, что Эрик – человек с двойным, если не тройным, дном. Но с ней он искренен и открыт. И еще, в самом начале их отношения подверглись испытанию. Авария на шоу, расследование, сопутствующая шумиха. Некоторые парни сбежали бы от подруги, переживающей такие неприятности; им нужен легкий роман, а не чужие проблемы. Эрик напротив предложил помощь и старается морально поддержать…
– Я пошла, - сказала Кристель, заглянув в комнату Марджи. Подруга отложила «Салку Валку» и кивнула:
– Хорошего вечера!
– А ты постарайся хотя бы немного поспать, и не забудь поужинать.
– Кажется, у меня сон и аппетит напрочь отшибло.
Кристель только вздохнула. Да, последние недели выдались очень тяжелыми и нервными. Особенно для Мэй.
Марджи успела прочитать две страницы после ухода Кристель, как позвонил Телмар.
– Привет, как настроение? – спросил он.
– Тебе честно ответить или цензурно? – уточнила Марджи.
– Честно. На то мы и друзья! – хмыкнул брюнет. – Как твоя голова?
– Выглядит нормально, а еще я в нее курю и кушаю.
– Значит, неплохо, раз уже шутишь. Бессонница уже прошла?
– Фигассе. Третью ночь сна ни в одном
– Может, прокатимся на мотоциклах в Куонтико? Думаю, небольшая прогулка пойдет тебе на пользу.
– Не возражаю. А что тебе завтра, не идти на службу?
– Я в отпуске. Тогда через полчасика подъеду!
*
– А ты похудела, - заметил Телмар, когда Марджи, в байкерском костюме и со шлемом под мышкой, вышла из подъезда и вывела «харли» из гаража.
Девушка пожала плечами:
– Иной раз забываю поесть из-за всей этой хрени. Ну и ладно. Давно собиралась сесть на диету.
– А тебе даже идет, - рассматривал ее Телмар, - у тебя, оказывается, большие глаза.
– Ты у всех своих подружек в первую очередь глаза замечаешь? – поддела его Марджи, надевая шлем, - и хочешь сказать, что мои раньше были маленькими? Тебя девушки не бьют за такие комплименты?
Пикируясь с Мэй, Телмар сумел выяснить, что ее адвокаты практически докопались до способа, которым вывели из строя самолет. И девушка собиралась задать Ройстону вопрос на суде: как же он не заметил следов воска на деталях радиостанции? «Посмотрим, как этот долдон на пупе извертится!» - злорадно заключила девушка, а брюнет чертыхнулся про себя. Шеф недооценил Марджи. Она не растерялась, а напротив, настроена на решительную борьбу за свое доброе имя.
*
– Вот так, работаешь с людьми много лет и не знаешь, что из них может выскочить, - в тишине пустого ночного луга голос Марджи прозвучал еще резче и громче. – Кое-кого я даже считала своими друзьями, а они сейчас валяют меня в грязи или радуются моим проблемам. Как мне это обрыдло! – девушка сжала кулаки.
– Понимаю, - кивнул Телмар.
Они сидели на берегу, подстелив куртки. – Когда предают свои, это еще тяжелее. А как ты себя чувствуешь? Вид у тебя уже получше.
– Хоть в десант. Только вот в душу словно навоз свалили.
Она хмуро опустила голову, рассматривая носы байкерских ботинок и махнула рукой, отчего огонек сигареты прочертил в темноте ровную дугу.
– Неужели уволят? – от отчаяния в ее голосе Телмару стало тошно оттого, что затеял Куолен. – Что я тогда буду делать?
– Ты не пропадешь, - парень ободряюще положил ей руку на плечо. – Мозги у тебя варят, и руки умелые…
– А душа? – спросила девушка. – Я ведь всю жизнь мечтала летать… Черт! – она швырнула окурок в заросли камыша у берега. – Все, как назло!
В лунном свете ее глаза ожесточенно сверкнули, на скулах проступили желваки. Марджи заметно похудела, овал лица стал тоньше, черты – четче, стали заметны упрямая линия рта и волевой подбородок. Но взгляд чаще всего был обозленным, зубы сжаты, движения – резкие и порывистые, появилась манера сжимать кулаки и бить по коленке, столу, по всему, что попадалось под руку. Сейчас Марджи выглядела угнетенной и усталой.
– Да ладно тебе, - Телмар обнял ее за плечи и впервые отметил, что у Мэй очень гладкая и упругая кожа, вобравшая в себя все мягкое тепло майского дня, и невольно задержал руку. Девушка никак не отреагировала на его прикосновения. – Ну, чего ты раньше времени из ботинок выскакиваешь? Может, все еще образуется, ты же оптимистка, всегда веришь в лучшее. Помнишь, на Кейп-Чарльз? Мы тогда едва доплыли впятером на плотике до острова; рация утонула вместе с яхтой, и мы сидели ночью мокрые до нитки и замерзшие на клочке земли не больше обеденного стола и не знали, когда нас хватятся… Ты была единственной, кто не скис.