Шторм назревает
Шрифт:
— Какие деньги? — буркнул сенатор. — Похитители уничтожили их, оставив только мелкие клочки.
— Нет, — ответил Сторм. — деньги целы. Давайте ещё раз взглянем на факты. Согласно инструкции, содержавшейся в третьей записке, Саманта должна была взять шесть миллионов из депозитной ячейки, и поместить их в четыре спортивные сумки. Но ведь это не то, что ты сделала, оставшись в хранилище одна, верно, Саманта?
— Я именно так и поступила, — запротестовала Топперс. — Вы же видели, как я выносила из хранилища
— Ну, вглубь сумок я не заглядывал, — ответил Сторм. — Случилось же вот что. Оставшись в хранилище одна, Саманта открыла другую ячейку — которую арендовала сама. В этой ячейке лежали пачки газетной бумаги, нарезанной по размеру стодолларовых купюр. Она набила сумки «куклами», прикрыв сверху пачками настоящих денег из ячейки сенатора. Оставшиеся деньги из его ячейки она переложила в свою.
— Так мои шесть миллионов не взрывались в мусорных баках? — резюмировал Уиндслоу.
— Эти взрывы уничтожили нарезанную газетную бумагу.
— У вас не доказательств! — Топперс запаниковала, как загнанный в угол зверь.
Сторм поднял с пола принесённые им сумки и подошёл к ней.
— Стодолларовая банкнота весит примерно один грамм, — пояснил он. — Миллион стодолларовыми банкнотами — это десять килограммов, то есть, примерно двадцать два фунта. Шесть миллионов — сто тридцать два фунта.
— Я умею считать, — отрезала Саманта.
— Да, ты говорила, что сильна в математике, — Сторм бросил сумки. — Здесь ровно сто тридцать два фунта. Выходя из хранилища, ты несла сразу все четыре сумки, по две в каждой руке. И если там действительно были шесть миллионов — то ты и сейчас легко поднимешь этот груз.
— И что это докажет? — спросил Уиндслоу.
— Известно, что газетная бумага легче денег, — объяснила агент Шауэрс. — Если она не сумеет поднять эти сумки, значит, она не могла вынести шесть миллионов из хранилища. Это докажет, что в тех сумках были газеты — не деньги.
— Подними сумки, — попросил Сторм. — Докажи, что я неправ.
Топперс не двинулась с места.
— Чёрт тебя дери, девчонка, подними сумки! — приказал сенатор.
Никакой реакции.
— Если хочешь убедить нас, что ты ни при чём — подними эти сумки, — строго сказала Глория.
Топперс медленно встала с дивана, обвела собравшихся взглядом, затем наклонилась, ухватив сумки за ремни, и, крякнув, попыталась поднять.
На мгновение показалось, что у неё получится. Но груз был слишком велик для неё, а она — чересчур слаба. Саманта едва не падала от усердия, но тщетно.
Глория, выскочив из кресла, ринулась к Топперс и, отвесив пощёчину, вцепилась девушке в волосы. Борьба тут же перешла в партер, и Сторм поспешил разнять женщин. Пока он удерживал Глорию, которая, извиваясь, пыталась дотянуться до соперницы, Шауэрс оттащила
— Ах ты, сучка, — Глория сорвалась на визг. — Как ты могла так с нами поступить? Как ты могла так поступить с моим сыном? Мы относились к тебе, как к родной, и вот чем ты отплатила?
Агент Шауэрс, обращаясь к Саманте, нарочито спокойно произнесла:
— В сумках, которые ты вынесла из хранилища, действительно, были газеты?
— Да, — сдалась Топперс. — Всё было так, как он сказал. Я подменила деньги.
Надев на неё наручники, Шауэрс благодарно улыбнулась Сторму, заметив:
— Умный ход — сунуть в сумки ровно сто тридцать два фунта.
— Там, на самом деле, все двести. Я смухлевал. Понятия не имею, сколько весят газеты.
Топперс покраснела и, не в силах совладать с переполняющими эмоциями, ударилась в слёзы.
— Кто помогал тебе? — потребовал ответа Уиндслоу. — Кто твой сообщник? Ты писала записки, но кто делал бомбы?
— Вы никогда мне не нравились, — ответила она, захлёбываясь слезами. — И Мэттью вас не любил. Вы грубый.
Сторм достал из кармана мобильник, и нажал на кнопку повтора последнего вызова. Из сумочки Топперс послышался голос Рианны.
— Это телефон мужчины, пытавшегося вчера прорваться к Саманте в госпиталь, — пояснил Деррик. — Он потерял его перед тем, как выстрелить в меня. Последний номер, по которому он звонил, принадлежит мисс Топперс.
Сторм сделал паузу, а затем продолжил максимально дружелюбно:
— Это ведь телефон твоего брата, не так ли, Саманта? Он приходил к тебе, чтобы забрать деньги?
— У тебя есть брат? — удивилась Глория. — Я думала, ты единственный ребёнок в семье.
— Его зовут Джек, — сказала Топперс, не переставая рыдать. — Джек Джейкобс.
— Будь я проклят, — всплеснул руками Уиндслоу. — Как мои люди это упустили.
— Девушку, которую мы знаем как Саманту, на самом деле зовут Кристина Джейкобс, — продолжил Сторм. — Они с братом родились в Вермонте, где и жили, пока суд не забрал их у матери — склонной к насилию наркоманки. Уж не знаю как, но Кристина, в конце концов, оказалась в семье Чарльза и Маргариты Топперс, влиятельной четы из Стэмфорда, штат Коннектикут. Родная дочь Топперсов, Саманта, была ровесницей Кристины.
— Значит, — подал голос сенатор, — Топперсы тебе не родители?
— Чарльз, Маргарита и настоящая Саманта погибли в автокатастрофе во время отдыха в Испании. Их тела сгорели, что затруднило опознание. Кристина в тот вечер приболела и осталась дома. Когда полицейский рассказал ей, что все, кто был в машине, погибли, она решила присвоить себе имя и личность Саманты. Она рассказала, что погибшей девочкой была её подруга, Кристина Джейкобс, сирота.
— Как ей это сошло с рук? — спросил Уиндслоу.