Штрафбат
Шрифт:
— Так и не нашли?
— Находил… но потом идеал поворачивался ко мне такой страшной рожей, что бежать приходилось без оглядки. А вот теперь нашел. Сердце подсказывает — нашел!..
— У тебя фотка есть?
— Тебе на что?
— Ей-ей, как талисман носить буду.
— Ой, час назад познакомились, а уже — талисман!
— А еще адресок дашь — напишу! Дай поцелую. Да не вертись ты, не видно ж ничего… Губы у тебя сладкие, как малина… Дашь фотку?
— Дам…
— Пошли. Далеко живешь? Пошли, провожу… Стой, еще разок поцелуемся…
— Ты всегда с картами мухлюешь?
— Не
— Со мной-то чего мухлевать? Ты мне и так понравился…
— Правда? Ты где живешь-то? Пойдем, глянем, как ты живешь. А чего родители? Мы деда тревожить не станем — можем на сеновале расположиться…
— Стара! Леха! Ты тута? — Среди танцующих вертелся парень в расстегнутой телогрейке. — Комбат велел немедля к нему!
— Скажи, скоро буду.
— Он сказал, что прям сейчас!
— Ну, гад настырный…
В штабе дивизии шло совещание. Вокруг карты на большом дощатом столе стояли командиры полков и артдивизионов. Среди них был и комбат штрафников Твердохлебов. Большая электрическая лампа на тонком шнуре, висевшая низко над столом, работала от передвижного движка. Грохот его слышался за стенами блиндажа.
— Линию фронта перейдут сразу четыре разведгруппы, — говорил генерал Лыков. — Перед рубежами немецких укреплений сильно заболоченная местность. Возможно минирование. Могут еще наши мины там лежать, если не засосало… Командование интересует абсолютно все на этом участке — количество и состав войск, огневая насыщенность, количество танков, склады боеприпасов. Но больше всего командование интересуют языки. Не рядовые повара или какие-нибудь перепуганные унтера, вы меня понимаете, товарищи командиры? Нужны знающие оперативную обстановку на этом участке фронта немецкие офицеры. Уши ни у кого не заложило? За такого офицера, само собой, будет… достойная награда, а штрафникам — возвращение погон, званий и орденов и полная реабилитация. — Генерал обвел внимательным взглядом офицеров, столпившихся у стола, снова опустил взгляд к карте. — У каждой разведгруппы — свой маршрут, и знать друг о друге они не должны. На случай незапланированного пересечения у каждой группы будет свой пароль. Маршруты каждой группы обсудим отдельно с каждым командиром полка… Давайте вопросы, товарищи командиры.
— Все маршруты идут через Мертвую падь, — сказал сухощавый полковник с двумя орденами Боевого Красного Знамени на груди. — Там же непроходимые болота… Там старожилы пройти не могут, а мы новичков посылаем.
— Как раз напротив этих болот у немцев наиболее слабая оборона. — Лыков карандашом обвел местность на карте. — Они тоже знают, что болота непролазные. И разведчикам в этом месте будет легче всего просочиться сквозь линию обороны.
— Зачем четыре разведгруппы? — спросил другой полковник.
— Сами же упомянули, что маршруты непроходимые. Расчет, что из четырех вернется одна… а может, и никто не вернется… Тогда пошлем снова. Это задача поставлена перед нами командованием фронта.
— Получается, дорогой друг, большевики все делали правильно, — зашевелился на лавке Дронский, когда гармоника вздохнула и смолкла. — Им только одного не хватало — самого главного.
— Чего же? Прямо умираю от любопытства! — встрепенулся Муранов.
— Любви к народу…
— И давно вы до такой эпохальной мысли додумались? — Голос Муранова даже повеселел.
— Да вот Евангелие в руки как-то попалось. Почитал, кое-что доходить стало…
— Поздравляю, господин большевик, вы далеко ушли в своих мыслях!
— И вас поздравляю, господин большевик! Как вы были троцкистом-интернационалистом, так им, бог даст, и сдохнете, — ответил Дронский.
— Ну, не раньше вас!
— Не зарекайтесь, голубчик, смертушка таких говорунов очень любит…
— Типун вам на язык с лошадиную голову! — огрызнулся с печи Муранов.
И вдруг за окном гармошка рванула озорную мелодию и девичий пронзительный голос отчаянно вскрикнул:
Парень девку уломал, девке целку поломал,
Коллективизация — эта операция!
Взорвался дружный хохот, и другой голос подхватил поспешно:
Девки больше не дают мужикам-бездельникам!
К нам приехал массовик во-о-от с таким затейником!
И снова раздался хохот, и чей-то голос зачастил еще быстрее:
Все вам, девочки, припевочки, а мне не до того —
Умер дедушка на бабушке, сдавал на ГТО!
И-и-их!
— Вот что вашему народу нужно, — пробурчал Муранов. — Одна похабщина.
То, что в жопе все давно, знали мы заранее,
Оттого корова наша все поет страдания!
Их-их! Ах-ах!
— А вот вам и оценка народом положения в стране, — сказал Дронский, когда частушка закончилась. — Как говорится, народ все видит и вслух говорит… только наши вожди слушать не умеют.
— Слышь, политические, — вновь заворочалась фигура на полу, — ежли трепаться не кончите, я точно на вас телегу накатаю в особый отдел, дождетесь…
Он не договорил — дверь распахнулась и в горницу ввалилась подвыпившая компания: девицы в цветастых длинных юбках, кофточках в горошек и черных плюшевых жакетках, с шелковыми шалями на плечах, а за ними — гармонист в фуражке, сдвинутой набекрень, а следом — целая толпа штрафников, с бутылками самогона в руках.
Веселья час и боль разлуки
Готов делить с тобой всегда.
Давай пожмем друг другу руки,
И в дальний путь на долгие года! —
проникновенно уверял девиц гармонист.
И тут нервы спавшего на полу окончательно не выдержали. Он сбросил шинель, схватил автомат и дал длинную очередь прямо в потолок, заорав истошно:
— Вы спать дадите, мать вашу в гроб, в могилу, в три печенки! Всех порешу, к едреной фене!