Штрафники штурмуют Берлин. «Погребальный костер III Рейха»
Шрифт:
Конечно, некоторые искали местечко потеплее. Как любил повторять старшина, комментируя такие стремления зашариться, рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба… В роте градации этого «тепла» проступали особенно явственно. Вроде вся рота на передовой, и коса костлявой могла в любой момент дотянуться осколком и пулей до каждого: от самого что ни на есть распоследнего «временного бойца», искупающего кровью три короба своих грехов, неподъемных, как ящик снарядов, –
Но, как водится, ходили перед лицомкостлявой все, а кто-то все равно оказывался ближе, как говорится, глаза – в глазницы. Вот и Курносик… Дело даже не в ротной должности. Доставалось и взводным политрукам, и старшим офицерам. Вот, к примеру, во втором взводе за идейно-политический сектор отвечал старший лейтенант Прохоренко… Так он бойцов подымал в атаку почище взводного, без матерной брани и крика. Потому что и на привале находил, что сказать солдату: мудрое, неказенное слово о доме, о семье, о будущем, – такое, чтоб душу утихомирило. А в заварухе Прохор, как его звали бойцы, сам первым вставал из траншеи, и вообще, за спины ребят не имел привычки прятаться. За что уже накопил не только безоговорочный авторитет в роте, но и два ранения и контузию. Так-то оно, уважение, на передовой зарабатывается…
Курносику еще до этого авторитета было как до неба. Никак он не мог с собой совладать. Уже дважды, с Зеелова, оказывался под вражескими пулями и снарядами, и всякий раз начинало его трясти крупной дрожью, и ничего этот трусливый заяц с собой не мог поделать.
IX
Вот и сейчас срывающийся голос лейтенанта Куроносенко с головой выдавал его внутреннее состояние.
– Взводу… выдвинуться к опушке… – запинаясь, наконец, выдавил из себя Курносик.
Ближе тот не подбирался, скорее всего, боясь попасть под пули и осколки.
– К опушке…Ты видишь, что там немец? И черт знает, сколько их и сколько у них пулеметов. К опушке, вот так, с наскока, – это наверняка взвод положить.
– Ничего не знаю… – вдруг возразил политрук. – Приказ командира…
– Это майор лично тебе передал?
– Нет… – крикнул Курносик. – Товарищ военком. Это приказ – майора…
– Военком, говоришь… Ладно… разыщи мне Шевердяева… мигом… – крикнул ему Аникин. – Видишь цистерну горящую? Пусть отделение Шевердяева на этот фланг выдвигается. И одного пулеметчика, из приданных, пусть с собой возьмет… Что лежишь?!
– Я это… – жалобно пролепетал Курносик. – Товарищ военком…
– Никаких это… – оборвал Аникин, подобравшись вплотную к лейтенанту. Взяв в жменю сукно его полушубка на плече, Андрей встряхнул его.
– Действуй, Куроносенко! Бегом! Чтобы страх тебя не догнал!..
Чуть не с силой заставив политрука ползти, Аникин перекатился в соседнюю воронку. Здесь укрывались Капустин и двое новеньких, из предполагаемых «власовцев».
– Капустин! Дуй на правый фланг! Сыщи командира отделения! Пусть готовит ребят в направлении опушки. На самый правый край! Видишь, где танк горит вражеский? Только без команды не наступать. Понял?! Без моейкоманды…
– Понял, товарищ командир! – отползая, на ходу крикнул, высовываясь из воронки, Капустин. – Без вашейкоманды…
Повторяя, он выделил вслед за командиром нужное слово.
– Товарищ старший лейтенант… – вдруг произнес один из двух угрюмых новобранцев. – Разрешите мне…
– Тебе? – переспросил Аникин. – А ты командира отделения хоть знаешь…
– Так точно… – без всякой обиды в голосе, быстро, но основательно ответил боец. – Временный боец Затонский. Кузьма… Рябой такой… Спереди – зуб железный…
– Верно говоришь… А тебя как звать?.. – спросил приободрившимся голосом взводный.
– Тютин… – с готовностью доложил боец.
– Я это, я мигом, товарищ командир… – перехватив «трехлинейку», нетерпеливо добавил он. – Все, как есть сделаю… Занять на правом фланге… К опушке… Без вашейкоманды не начинать…
– Ну, давай, Тютин… Действуй… – подумав долю секунды, решительно произнес Аникин.
X
Боец только-только успел отползти куда-то вправо, как со стороны догорающей цистерны донесся лязгающий стук пулеметной очереди. Протяжный пунктир трассеров распрямился от тускнеющего зарева горящего топлива наискось, в сторону опушки, принявшись гвоздить световыми иглами темные кусты.
Это значит, что парни Шевердяева уже заняли намеченную позицию. Что ж, Шева свое дело знает и волынку тянуть не будет. Немцы в долгу не остались. Тут же со стороны опушки по цистерне застрочили два пулемета – один располагался прямо по центру позиций, а второй – на правом краю. Усилилась винтовочная и автоматная стрельба. Свист пуль заполнил ночной воздух над дорогой. Из глубины леса раздался протяжный нарастающий вой, который, перемахнув через расположение колонны, разорвался далеко в поле, на другой стороне дороги. Следом раздался еще один взрыв, ближе к обочине. Третий рванул еще ближе. Вой не смолкал. Из леса по колонне заработали вражеские минометчики.
Аникин приподнялся на руках над краем воронки, вглядываясь в сторону леса. Эх, может, стоило к Затонскому Липатыча отправить. Кто знает, как сработает этот Тютин. Хорошо бы еще успеть согласовать действия хоть с одним из экипажей «сушек». Чтоб поддержали атаку огнем своих орудий. И куда Липатов подевался? Аникин выбрался из воронки с твердым намерением отыскать замкомвзвода.
– Ждать команды! – вдруг негромко, но твердо донеслось с правого фланга. Да это же Затонский кричит. Ну дела… Быстро Тютин его отыскал. Верно сообразили: пока пулемет бьет по опушке, самое время распределиться вдоль рубежа.