Штрафной бой отряда имени Сталина
Шрифт:
Захар Артемьев
Штрафной бой отряда имени Сталина
Операция «Янычар»
Янычары – регулярная пехота Османской империи, созданная султаном Мурадом I из христианских детей, насильно отобранных у родителей турками-мусульманами.
…Даже безоружными они выглядели грозно. Сбившись в кучку, несколько здоровенных эсэсовцев стояли перед окружившими их автоматчиками. Рядом, в кювете, дымился догорающий военный грузовик «Ман», поодаль лежал перевернутый мотоцикл с коляской, из-под которой торчали ноги, обутые в немецкие сапоги. Партизаны молча смотрели
– Что, суки? – крикнул один из партизан, плюнув в эсэсовцев, – не нравится?! Когда наши деревни жгете, вы повеселее выглядите, да?..
Фашисты еще больше сжались, безуспешно пытаясь спрятать свои огромные тела одни за другими. Все было ясно, в партизанской войне пленных не берут.
– Кончайте их, – устало бросил старший партизан в поношенном картузе и охотничьем плаще, с автоматом через плечо. Вынув из кармана пистолет, он подошел к кучке эсэсовцев, приставил пистолет к голове ближайшего, выстрелил. Немец упал…
– Не стреляйте в нас, дяденьки! – внезапно заголосили эсэсовцы по-русски, из глаз их брызнули слезы, – мы свои, угнанные!
Партизаны застыли. Их охватила оторопь. Командир пошатнулся и отбросил дымящийся пистолет в сторону. В несшихся от эсэсовцев детских голосах он, трясущийся и едва стоящий на ногах, узнал говор своего родного сына…
Обреченный убивать
Солдат всегда внутри хранит любовь,
Обязан быть он крепким, словно сталь.
В болотах топких, чтоб не сгнить,
Он выжечь должен навсегда в душе печаль.
…Немцы шли беспечно. Здесь, в глубоком тылу, вдали от передовой, они все еще чувствовали себя спокойно. Один, рядовой вермахта, лихо закинув карабин за спину стволом вниз, нес перед собой большой двадцатилитровый бидон с молоком, «экспроприированным» у местной крестьянки. Второй, автоматчик-ефрейтор, то и дело замедлялся, чтобы нагнуться за земляникой и черникой. Ягоды в изобилии росли здесь, в редколесье, да так, что иногда хлюпали красно-черным соком под ногами. Хозяйственный немец решил сдобрить солдатский рацион лесными витаминами. Вообще-то такие прогулки были строго запрещены начальством, но местность тут, в Прибалтике, была тихая, партизаны никак себя не проявляли, и немцы потихоньку расслабились. И напрасно…
– …Эй, Альфонс, помог бы! – с натугой сказал рядовой, остановившись, чтобы вытереть пот, струившийся из-под каски. Бидон аккуратно поставил между ног. – Все земляничку собираешь…
– Ты как со старшим по званию разговариваешь, Вернер! – беззлобно одернул его автоматчик, присев на корточки, он увлеченно собирал ягоды. – Когда был рядовым, я и не так пахал. Твоя служба – сахар! Вернемся, будем эти ягоды с молоком уплетать. Ой, посмотри какая большая…
Ефрейтор, держа одной рукой каску, попытался дотянуться до огромной ягоды, которая показалась из-за кочки. Кряхтя, потянулся рукой. Не вышло. Рядовой засмеялся…
– Поднимите свой ленивый зад, господин ефрейтор!
– Вот еще, так допрыгаю! – гоготнул Альфонс, поставил слева от себя каску, наполовину заполненную ягодами, на землю. Рачительно вкрутил ее в мягкую почву поглубже, чтобы не перевернулась и, оттолкнувшись обеими ногами, прыгнул вперед…
…Сквозь треск ломающихся веток послышался истошный крик. Рев адской
Ошеломленный рядовой видел только, как здоровяк-ефрейтор прыгнул и исчез из виду. Дикий крик товарища, словно костистой пятерней, вырвал из его души остатки храбрости, и он выпрямился, судорожно схватив руками ручку тяжелого бидона. Затем, опомнившись, поставил бидон на землю и побежал вперед. Его глазам открылось жуткое зрелище: ефрейтор как бы висел в воздухе с вытянутыми вперед руками и согнутыми в коленях ногами. Тело его было пронизано старательно заостренными палками…
– Волчья яма, вот ведь не повезло! – пробормотал Вернер, знакомый с такими штучками. Он подступил поближе к краю ямы, осторожно сдвинул обломанные сучья и, став на колени, нагнулся вниз. Потянулся к ефрейтору, пощупал руку. Пульса не было. Тут его внимание привлекли заострения на концах воткнутых в яму кольев. Колья были свежие! Упершись руками в землю, рядовой стремительно поднялся, но внезапно в углу левого глаза промелькнула тень, послышался шум, и голова Вернера взорвалась болью и шумом…
– Сдохни, тварь! – сипло шептал измученный высокорослый мужчина, одетый в обноски, бывшие когда-то советским камуфляжным комбинезоном. Он остервенело бил немца по голове тяжелой дубиной, к концу которой портянкой был примотан крупный камень. Бил с умом, стараясь попадать с размаха по незащищенному стальной каской лицу. Тот, упав, еще извивался, но, оглушенный, вскоре затих. Тогда советский нагнулся, аккуратно снял с немца каску. Выпрямился. Замахнулся дубиной так, что конец ее застыл за спиной. Ударил по незащищенной уже голове так, что та хрустнула, как перезрелый арбуз. Во все стороны полетели красно-белые ошметки.
– Ну что, Степа, – забормотал мужчина сам с собой, – еще двоих на сегодня уделали, молодцы мы!
Времени даром он не терял. Споро раздел убитого, не обыскивая карманов, смотал одежду в тюк. Снял сапоги, приложил подошву к своей босой, черной от грязи ступне, радостно цокнул языком, увидев, что размер подходит. Не мешкая, плюхнулся задом на землю, натянул влажные от пота носки убитого, надел сапоги, встал и довольно притопнул. Неожиданно он застыл на месте, прислушался. Но все было спокойно, только сухой лесной ветерок колыхал листву над головой. Тогда, не делая ни одного лишнего движения, он подошел к яме, осторожно сполз вниз и потянулся к телу немецкого ефрейтора…
…Лейтенант Степан Коловрат был заброшен с самолета в глубокий тыл противника ранней весной. Погода стояла ненастная, и, разбросанная порывистым ветром, его разведгруппа погибла. Выжил только он, ухитрившись приземлиться на парашюте между деревьев и даже не поцарапавшись. Неделями блуждал Степан по лесу в поисках своих товарищей. Нашел всех, кого висящим на дереве с пропоротым сучьями животом, кого с переломанными ногами. Отрядного радиста лейтенант нашел последним, спустя месяц. Тут на Коловрата по-настоящему навалилось отчаяние.