Штрих-кодовая татуировка

Вейн Сюзанна

– Так вы поняли, что я имею в виду? – спросил мужчина.

Кейла кивнула. Она поняла уже целую вечность назад, когда он только начал: "в мире искусства нет места талантливым художникам, не умеющим пользоваться компьютером".

Именно к этому сводилась вся речь, хотя, конечно, методист посчитал, что должен предоставить девушке полное объяснение. И пусть слышала она только его половину, всё прекрасно поняла.

Само объяснение было примерно таким: "Лишь пара самых опытных художников понадобилась, чтобы внести картины в интерактивную художественную базу данных.

Эти электронные изображения и использовались для создания всех остальных работ. Ни одна художественная школа не присудит стипендию студенту, который плох в информационных технологиях – такому, как она".

Когда девушка только поняла, о чём ей говорят, она ощутила себя персонажем видеоигры.

Бац! Удар! Прямое попадание!

Кейла Рид разбита вдребезги.

Game Over! Game Over! Game Over!

До встречи в начале игры.

Впрочем, она не была такой уж неудачницей. По крайней мере, стоит побороться. "Вперёд, чёрт возьми!" Наклонившись, девушка через стол дотянулась до экрана компьютера и указала на свои оценки, отображённые там.

– У меня отличные оценки по всем художественным предметам. Голографический Веб-дизайн – высшая. Продвинутый уровень MTML – высшая. Я даже в свободное время брала дополнительные уроки по Повышенному AFL и могу теперь добавлять к картинам собственные саундтреки. Это ведь важные факты, не так ли?

– Я понимаю, но взгляните на это: отметки по информационным технологиям, – парировал мужчина. – Компьютерные понятия – неудовлетворительно. Электронные методы и Сбор данных – тоже. Такие оценки в связанных с компьютерами предметах не впечатлят школы. По сути, если вы получите ещё одну неудовлетворительную отметку, то не сможете даже окончить этот год.

– Но всё это никакого отношения к искусству не имеет. Наверное, мне стоит чаще появляться на данных занятиях. Но они такие скучные. Можете даже протестировать меня – уже знаю большую часть того, что дают на уроках, – отбивалась девушка.

– Боюсь, это невозможно.

– А что если я получу рекомендации от своих учителей по дизайну? Они все говорят, что у меня множество талантов. Я увлечена искусством с девятого класса. И во время занятий по информатике уходила, чтобы порисовать. Знаю, всем плевать, умеешь ли ты рисовать. Но всё же… в искусстве можно сделать в разы больше того, что умеет компьютер.

– Кейла, моя работа в том, чтобы предупредить вас, как со стороны видят эту ситуацию школы, – сказал методист, и в его глазах девушка приметила нечто, означающее, казалось, конец всему. Он не собирался ничем ей помогать.

– Спасибо, что позволили мне узнать… обо всём этом, – Кейла поднялась.

Она действительно должна была поскорей убраться из кабинета методиста. Девушке было необходимо найти место, где можно было бы покричать, проплакаться и, возможно, даже пнуть что-либо.

Мужчина тоже поднялся:

– Но вы всё ещё можете поступить в художественный колледж без стипендии. Для вас это возможно?

– К сожалению, нет, – ответила она.

– Жаль, что вы не обратились за Федеральным грантом Глобал-1 в начале года, – заметил методист.

– Тогда мне было не до этого, – сказала ему она. В голове мелькнули предостерегающие мысли: "Я не хочу это обсуждать. Смени тему". Разговоры о ситуации в семье расстраивали. Да и к тому же не его это ума дело.

– Да? – спросил мужчина. – У вас дома проблемы? Хотите об этом поговорить? – взгляд его потеплел, пропитываясь тем внезапным наигранным сочувствием ещё сильней.

Мужчина протянул руки в жесте, показывающем, что хочет быть полезным, понимающим. Рукав его приподнялся, и Кейла вновь заметила ряд прямых линий, вытатуированный на внутренней стороне запястья.

Интересно, раз у этого мужчины есть штрих-код, может ли он ответить ей, почему эта татуировка ввела отца девушки в такую глубокую депрессию, что тот после её получения даже не потрудился ходить на работу?

– Татуировка, – начала Кейла, – что вы думаете о ней?

Методиста вопрос озадачил. Он явно не ожидал, что девушка спросит такое. Но вот лицо его расслабилась, на губах появилась улыбка:

– Думаю, это удобно. Все мои банковские пароли и идентификационные номера закодированы прямо здесь. Если я вдруг попаду в больницу, то необходимая медикам информация и счета для оплаты лечения найдутся на руке, – он улыбнулся. – Никакой путаницы.

Девушка вернула вежливую улыбку.

– Но разве они не могут получить всю ту же информацию, просканировав радужку? – спросила она. Сейчас сканирование радужки использовалось везде: с его помощью открывали двери, персонализировали компьютеры и даже проверяли личность в аэропортах.

– Оно лишь подтверждает, что ты – это ты, – заметил мистер Керр. – И не даёт всей остальной информации.

Он явно одобрил собственную татуировку и не мог даже догадываться, почему она так подкосила отца девушки – так же, как не могла догадаться и сама Кейла. Конечно, такая татуировка лишала индивидуальности и, по мнению девушки, унижала. Но ведь отец был уже в курсе всего этого, когда делал тату. "Что же случилось потом?" – хотелось бы ей знать. Что свело его с ума?

– Вы бы хотели поговорить ещё о чём-то? – спросил мистер Керр. – Желаете что-либо узнать?

"Ничего из того, что ты можешь мне поведать", – подумала девушка.

– Нет, ничего. Спасибо, – она кивнула на прощание и направилась вперёд по пустому коридору, не зная, что теперь делать.

Путь в художественную школу закрыт.

Вот она – простая истина.

Всю жизнь девушка заблуждалась, что пойдёт в художественный колледж или в школу дизайна. У неё была целая коробка памятных лент, сертификатов и других полученных за картины призов. Каждое лето она проводила в Институте Искусств в Гаррисоне, практикуясь в рисунке и живописи, изучая всевозможные новые техники рисования. Но прошедшее лето было последним в старшей школе, а значит, последний раз девушка имела право принять участие в этой программе. Кейла всегда считала, что отучится в художественной школе, а потом получит тесно связанную с правительством работу по Государственной Программе Живописи. Но ведь они берут только студентов двенадцати лучших художественных школ! И что ей теперь остаётся делать?