Штурм бункера
Шрифт:
Поговорим, кобыла.
9
– Послушай, милая Джесси…
– Я тебе не милая, Сана! Забудь думать.
– Чем я заслужила такую невежливость?
– Да иди-ка ты, Сана! Когда-то я считала тебя подругой, а потом ты заставила меня не только выплатить чертов долг до цента, но еще и содрала проценты хуже самого жадного профессионального ростовщика. Так что вали, Сана, со своими нежностями, мне смотреть на тебя противно, блевать тянет.
Минус восьмой этаж торгово-развлекательного суперкупола «Хайнлайн». На потолке – черное небо с битым хрусталем звезд, серой
Работало всё. Драгоценными камнями блистали тысячи электролампочек, вяло шевелились голо-мамонты, между каруселями вертелись лучевые хороводы всех цветов калейдоскопа. На полную мощность визжало техно, бухал старый добрый рок, но всё перекрывала тягуче-шарманочная мелодия, вечно звучащая на ярмарках и сельских праздниках англосаксов.
В самом центре возвышалось чертово колесо, очень скромное для Земли и верх шика для Марса. Наверх медленно ползла кабинка с двумя женщинами.
Первая – миниатюрное создание с кожей слоновой кости и руками фарфоровой куклы, в платье севильской сеньоры времен Карла V и с зонтиком от солнца, намертво разлученным со звездой двадцатью перекрытиями из металла и бетона, а также никого не интересующей мелочью в виде двухсот тридцати миллионов километров космического пространства.
Вторая женщина представляла ту разновидность джинсовых принцесс-блонди, которые к сорока становятся некрасивыми, лошадинолицыми грымзами, но сохраняют ловкость в движениях и какую-то особенную подтянутость вечных рокерш. Она оставалась лютой блонди, сколько бы краски ни приходилось тратить, она носила синтетику, отлично мимикрировавшую под старинный коттон, но стоившую в сорок раз меньше. Ей было тридцать семь, и она давно встала на путь превращения в лошадь, но конечной точки еще не достигла. На шее у нее, под правым ухом, ползала татуировка-оса, и знающий человек сказал бы, что в прежние времена так метили лучших бойцов синдиката… но уже лет пять как их метят иначе, неприметнее.
Больше никого на этаже не было. Сана Ли оплатила час его работы для двоих, и хорошо добавила сверх тарифа, чтобы никто из обслуживающего персонала не показывался на глаза. Даже продавец сладкой ваты. Даже продавец мороженого. Поэтому мороженое ей продал автомат. Омерзительное. Но она так любила мороженое в целом, как явление, что с радостью ела любое, включая это.
Хорошо.
Сейчас Сана Ли размышляла, что бы такого сказать бывшей подруге… э-э-э не слишком оскорбительное, но вправляющее ситуацию в сустав. Всё должно идти правильно, размеренно, как надо, и не должно фонтанировать глупыми неожиданностями. Крис вот, например, любит неожиданности, импровизацию и прочие фонтаны спонтанщины. А ей милее стабильность. И надежность. Разумеется. И еще, кстати, безопасность.
Боже,
Она с содроганием вспомнила одного глупого мужчину, сказавшего ей, что большинство женщин – девочки-переростки. Ну как можно додуматься до такой глупости? Просто женщины становятся взрослыми задолго до утраты девства и являются сосудом совершенства, мудрости и гармонии всю жизнь. Во всяком случае, правильные женщины.
Хорошо.
Что же ответить этой дуре?
Можно, конечно, напомнить о том, как Джесси вымаливала деньги. Никто не давал, а подруга дала – и потом сто раз пожалела. Не надо давать в долг близким и родным, они из тебя все жилы вытянут, когда придет время расплачиваться…
Можно бы разъяснить, до какой степени ее, Саны Ли, проценты ниже средней нормы настоящего нелегального ростовщичества. Она фактически не наживалась, а так, чуть-чуть сняла сливки… Надо же понимать.
Можно бы сообщить, как ругал ее Крис: нельзя цацкаться с наглыми подругами, люди об этом узнают и начинают думать, что семья дала слабину… страдает бизнес… скольких приходится успокаивать радикальными методами… двоих пришлось вообще навсегда успокоить… милая, ты имеешь право на капризы, но ты, часом, не свихнулась?
И Сана Ли, вздохнув, произнесла:
– Как здесь хорошо… Люблю такие места. Шумно, весело… мороженое опять же…
– Ты, кукла в платьице, что, притащила меня сюда, чтобы сказать вот это? Про мороженое, драть твоих кошек?
И Сана Ли еще раз вздохнула.
Придется, придется всё ставить на свои места. Прости мне, Мадонна, люди… они… ошибка Бога. Почти все люди. Прости мне еще раз, Мадонна.
А могли бы, кажется, пообщаться как люди…
Хорошо.
– Джесси, милая…
– Я тебе не…
– А ну заткнись! Ты очень любишь чай, милая моя Джесси. Очень.
Та вздрогнула.
– Ну да, – продолжила Сана Ли, – на нашей планете растет что угодно, хоть манго, хоть черная редька, хоть маис. А вот чай не растет, ну что ты будешь делать! И стоит он по легальным поставкам с Земли неприятно дорого. Можно сказать, неприлично дорого. А у тебя к нему, как, впрочем, и у многих, маленькая слабость, но на нее, как водится, совершенно нет денег. А у Дона Макабео чай стоит в десять раз дешевле, но этот чай… как бы правильно выразиться? Мимо таможенных пошлин. А Дон Макабео дружит с нашим семейством, и нет у него от нас секретов… Ты предпочтешь быть судимой по каким законам – нашим или русским? И то, и другое возможно, выбирай. Правда, и в том, и в другом случае ты сядешь за участие в схемах незаконной торговли, можно сказать, за контрабанду по заказу. Как думаешь, сколько твоя дочь проведет без тебя? Поэтому…
– Что надо сделать? – с едва сдерживаемым гневом перебила ее Джесси.
– Другой разговор, милая.
– Учти, если прибить кого-то, то ты меня на такие дела не подпишешь. Даже по старой памяти, даже за реальные бабки. Я живу честно, я всё, я в норме, я цивил.
Сана Ли сделала паузу. Отвела взгляд. Закрыла глаза.
А ведь когда-то Джесс и впрямь была подругой. Как можно было иметь подругой кретинку? Уже и не вспомнить…
Хорошо.
– Милая Джесс, я сама предпочитаю жить тихо и мирно. От тебя потребуется сущая ерунда: сегодня в нужном месте случится авария марсохода.